"Владимир Покровский. Георгес или Одевятнадцативековивание" - читать интересную книгу автора

стаканом) даже они оттуда. Теперь вот книжка вот эта. Коммунисты! Тьфу!
Манолис был предельно возбужден. Я отодвинул от него верин стакан и
сказал успокаивающе:
- Ну и что здесь такого плохого? Я в том смысле, что ничего такого
вообще нет и Георгес тут ни при чем. Наверняка объяснение есть конкретное...
какой-нибудь типографский трудящийся - ведь сейчас такое печатают, что и не
захочешь, а сбрендишь.
- А я вот хочу, а не получается, - многообещающе вставила Тамарочка.
Но, повторюсь, меня так просто не собьешь. Я продолжал, как бы не слыша
(глядя только):
- Но даже если и так, даже если все идет к этому самому... ммм...
- Одевятнадцативековиванию, - с потрясающе четкой дикцией подсказал
Манолис, - вековивавуви.
- Ага, подтвердил я. - Точно. К нему самому.
И замолчал.
Он меня сразил этим своим "одевятнадцативековиванием". Он глядел гордо
как победитель. Он ждал оваций. Тамарочка поморщилась, а Вера на секунду
перестала ненавидеть пространство.
- К нему самому, - осторожно повторил я. - А, да! Ну вот хорошо...
- Хорошо, - с угрозой подтвердил Манолис.
- Вот хорошо, - продолжал я. - Все к этому самому катится. Ну. И что
здесь дурного.
- Дурнаго? - негодующе взвыл Манолис. - Дурнаго? Ты сказал, что здесь
дурнаго?
- Дурнаго здесь мнаго, - томно встряла Тамарочка. - Я, например, назад
не хочу. Хочу, чтобы как в Америке, чтобы в кайф!
Тут и Вера вздумала посоревноваться с Тамарочкой в искусстве
стихосложения.
- Если хочете дурнаго, опасайтеся люмбаго, - с великосветской
ухмылочкой выдала она.
Я, наверное, тоже был от выпитого немножечко не в себе, потому ни с
того ни с сего что поспешил ознакомить общество со своим новым рекламным
виршем. Я воскликнул:
- Никогда не делай культ
Из машины ренаульт.
Если ты не идиот,
Пересядь на певгеот! Вот!!!
- Что! Здесь! Дурнаго???? - почти вопил Манолис, не слушая никого. - Да
вы еще "назад к природе" скажите, черти зеленые!
Я пожал плечами.
- Авек плезир. Назад!! К природе!!
В стену постучали.
Мы были безбожно пьяны и с восторгом несли всякую ахинею. Она казалась
нам исполненной великого и сладкого смысла. Только изредка, словно удары
далекого колокола, вдруг охватывали меня порывы тревожного и торжественного
чувства - в эти секунды с безумной яркостью вставала передо мной картина
нашей попойки. Цвета, контуры, ароматы, прикосновения... звуки! - каждое из
ощущений пронзало. Именно что пронзало.
- Ах, как хорошо мы говорим! - вдруг пропела Тамарочка, горделиво
поправив великолепную прическу, которую я почему-то не заметил сразу. Это