"Борис Полевой. До Берлина - 896 километров " - читать интересную книгу автора

час волок Наумов его через небольшой кусок картофельного поля, отделявшего
их от леса. Полз. Терял сознание. Приходил в себя. Поправлял ремни,
поудобней подхватывал Кинасяна и, убедившись, что тот еще дышит, двигался
дальше.
К ночи они были уже в лесу, в относительной безопасности. Наумов
положил Кинасяна в зарослях ежевики, поправил на нем бинты, помочил ему лоб
водой из фляги, и, когда тот окончательно очнулся, они уже вместе обдумали
свое положение. Оба раненные, без оружия, без куска хлеба, они оказались во
вражеском тылу. Линия фронта, судя по звукам канонады, пролегала в общем-то
недалеко, но идти они не могли. То, что бои шли недалеко, было хорошо и
плохо. Хорошо потому, что все же надежда на близкую помощь. Плохо потому,
что у линии фронта войска у неприятеля уплотнены и держатся особенно
настороженно.
- Влипли, Иван, - прохрипел Кинасян. - Сил моих нет, смерть в затылок
дышит. Оставь меня тут и ступай к своим. Может, и доползешь.
- Смерть, она нас еще подождет, - балагурил Наумов, бывший прядильщик
из текстильного города Орехово-Зуева. Здоровой рукой он достал кисет, с
помощью Кинасяна, тоже действовавшего одной рукой, оторвал полоску газеты,
скрутил цигарку для себя и для товарища, одной рукой ухитрился чиркнуть и
зажечь спичку, и они закурили, прикрывая ладошками огоньки. - Смерть, она
подождет, ей торопиться некуда, а у нас с тобой, Атык, на двоих пять ран,
две здоровые руки, а главное, папаша, два котелка, и котелки эти неплохо
варят.
Наумов добрался до поля боя, отыскал там каску, два штурмовых ножа и
даже пулемет с запасом дисков. Невдалеке был ручеек. Напился воды, наполнил
флягу, а в каску набрал ежевики. Поел сам, покормил товарища. Промыл его
раны и на этот раз уже обстоятельно перевязал их.
Его боевой путь начался в лесах под Москвой. Он привел его через битвы
за город Калинин, в котором Наумов был первый раз ранен, с Верхней Волги на
Нижнюю - в Сталинград, где был ранен второй раз, и, наконец, сюда, в южную
Польшу.
Когда его приятель уснул, он вновь уполз и вернулся с полной пазухой
картошки и вязанкой сушняка. Они пообедали печеной картошкой и весь день
пролежали неподвижно в ежевике, слушая звуки канонады. А где-то рядом были
немцы. Случалось, ветер доносил до них обрывки немецкой речи. С каждой ночью
Наумов действовал все более дерзко. В меню друзей появилась даже каша. Ее
варили из пшеницы и ржи, зерна Наумов вытрушивал из брошенных на поле копен.
- Смерть, она, папаша, еще нас подождет, мы еще ей покажем
распрекрасную фигу, - говорил он после того, как они закуривали, похлебав
каши.
Даже когда кончились спички, это ненадолго огорчило бывалого солдата. В
кармане у него оказалось самодельное кресало и кремешок. Выбивали они огонь
так: Кинасян, у которого была ранена левая рука, держал камешек и фитиль, а
Наумов здоровой правой высекал огонь. Табак тоже уже кончился. Друзья курили
сухой мох.
Когда нога немножко поджила, Наумов смастерил из веток костыль и стал
на нем бойко подпрыгивать. Теперь он отваживался выходить из своего убежища
даже днем. Однажды вернулся из очередной вылазки веселый, возбужденный. Он
наткнулся на немецкий телефонный кабель и перерезал его. Да так перерезал,
чтобы связисты, восстанавливая его, подумали, что оборвал провод лось или