"Валерий Полищук. Контакт (Сборник "Поселок на краю галактики")" - читать интересную книгу автора

Ему сходило с рук даже это. Электрина Ивановна умела прощать.
Лукомский смутился, когда его застали орущим на сына, который почему-то
никак не мог запомнить, с какой скоростью течет река. А гостья, не говоря
ни слова, подбежала к мальчику и обняла его, заслонила собой голову,
которую Сережа привычно прикрывал руками.
- Пошел вон, - вот и все, что она сказала пораженному Лукомскому.
- Это же не имеет никакого значения! - услышал он уже на кухне. Потом
голоса притихли, а когда их все же удалось расслышать, она уже называла
мальчишку безобразным, сентиментальным именем "Сережик", а тот величал ее
Риной. Не Электриной Ивановной, не тетей Электриной на худой конец, а вот
так, фамильярно. И только тут до Лукомского дошло, о чем сын испуганно
лепетал весь час: минуты и секунды, нужные этим идиотским лодкам, чтобы
доплыть до места встречи, нисколько не зависят от скорости течения.
Лукомский шепотом обругал бестолковых составителей задачника и ушел
смотреть телевизор. Был он встревожен тем, что теперь предстояло
восстанавливать привычные, разумно упорядоченные отношения с Электриной. А
как это делают, было ему неведомо.


Директор института Николай Платонович Бурцев только на старости лет
обзавелся домашним кабинетом. Когда-то в этой пыльной, заваленной
журналами комнате спали, готовили уроки, дрались и мирились его сыновья,
потом - внук и две внучки. А он свои книги и статьи сочинял, либо
приткнувшись на кухне, либо сидя на кровати и положив на колено картонную
папку. Теперь все молодые разъехались. Профессор же остался в кабинете, да
и во всех прочих помещениях небольшой квартиры один: Капитолина Егоровна,
его жена, три года назад умерла.
В тот самый вечер, когда Лукомский пытался учить сына математике,
Николай Платонович обнаружил, что не может подняться с кресла. Непривычное
бессилие навалилось внезапно, после обычной порции работы над очередной
рукописью.
Припомнились профессору строки из "Илиады".
Он сознавал, что с помощью расплывчатых, неконкретных терминов поэты
порой выуживают суть вещей успешнее, чем создатели безукоризненных
уравнений. Может быть, лирики и контакт с инопланетянами наладили бы
вернее, чем физики да радиотехники? Пошутив так сам с собою, Николай
Платонович вдруг подумал: а с чего это мы взяли, что инопланетяне тоже
спят и видят этот самый контакт? И серьезные, невеселые мысли посетили
его.
Что испокон века делал человек, столкнувшись с непонятным, чуждым,
загадочным - все равно, будь оно живым или мертвым? Почтительно, осторожно
изучал? Берег и лелеял? Как бы не так. Прежде всего - ломал. Грубо,
топором или взрывчаткой. Умненько, скальпелем или лучом лазера, но
обязательно ломал. А уж потом, расчленив, умертвив, исследовал,
анализировал.
С чего частенько начинались контакты между далекими, прежде не знавшими
друг друга земными цивилизациями? С агрессии, с истребления. Агрессия
порой заменяла понимание, позволяла с ходу разрубать разные там гордиевы
узлы. Но теперь-то известно: после каждого головокружительного успеха
потомкам приходилось веками платить по векселям удачливых победителей.