"Юрий Дмитриевич Полухин. Улица Грановского, 2 " - читать интересную книгу автора

дотянется до проволоки, до ее пучков, прорисованных, наоборот, жирно,
размашисто, и пальцы, набухшие яростью, просто сомнут, порвут проволоку,
такую прочную с виду.
Мастерский рисунок. А всего-то - на половину тетрадной страницы. Но мне
надо было читать дальше. На следующем листке сверху была сделана надпись
чернилами, вряд ли - рукою Ронкина, уж очень корявый почерк: "Доктор
Микулаш Нижли, венгр, прожил в крематории полгода". Я читал, распахнув
телогрейку, прикрыв ею листки от ветра.
"В газовой камере крематория лежит груда тел, в которой более двух
сотен трупов. Члены зондеркоманды разбирают эту груду. Стук дверей лифтов
я слышу даже в своей комнате. Зондеркоманда спешит. Газовая камера должна
быть освобождена быстро. Скоро прибудет новый эшелон.
В мою комнату врывается взволнованный капо зондеркоманды и
рассказывает: "При разборке груды трупов в самом низу нашли женщину,
которая еще жива!"
Я хватаю свою медицинскую сумку и бегу в газовую камеру. У двери вижу
извивающееся в судорогах тело девушки. Она хрипит. Заключенные из
зондеркоманды стоят кругом в растерянности. Такого в их практике еще не
было. Мы вытаскиваем ее из груды трупов, потом относим легкое тело девушки
в соседнюю комнату. Теперь я вижу, что это девушка лет пятнадцати, еще
совсем ребенок. Я кладу ее на лавку и делаю сразу же три инъекции. После
этого прикрываю пиджаком ее ледяное тело.
Один из заключенных бежит в кухню за горячим чаем или похлебкой, каждый
старается помочь, будто речь идет о его собственном ребенке. Наши усилия
увенчиваются успехом! Приступ кашля сопровождается ядовитыми выделениями
из легких. Девочка открывает глаза и бессмысленно смотрит на нас. Мы
наблюдаем у нее..."
Тут страничка кончилась, и текст переходил на вторую, так же бережно
подклеенную:

"...первое проявление жизни. Дыхание становится глубже, отравленные
газом легкие жадно хватают воздух, под влиянием инъекции устанавливается
пульс.
Я терпеливо жду. Через несколько минут девушка придет в сознание. И
действительно, ее нежное лицо розовеет, в глазах появляется выражение. Она
удивленно осматривается по сторонам, не понимая, что с ней происходит.
Ее движения становятся быстрее, она поднимает голову, руки, по лицу
пробегает судорога. Она пытается сесть, у нее начинается нервный припадок,
но постепенно она успокаивается и лежит неподвижно. В глазах ее слезы, но
она не плачет. Я задаю ей вопросы и узнаю, что девочке 16 лет и она
приехала сюда вместе с родителями.
Мы все лихорадочно думаем: что же делать с ребенком? Мы знаем, что
долго она здесь оставаться не может. Из крематория живым еще никто не
выбирался.
На размышления нам остается совсем немного времени.
Действительно, в комнату входит обершарфюрер Муссфельд. Я прошу всех
остальных выйти. Я хочу попытаться сделать невозможное. За три месяца
пребывания под одной крышей у нас с Муссфельдом установились определенные
отношения. Иногда он заходит в прозекторскую и разговаривает со мной. Я
рассказываю ему о случае с девушкой, пережившей ужасы газовой камеры.