"Григорий Померанц. Следствие ведет каторжанка" - читать интересную книгу автора

Я один раз поймал на лету взгляд Ольги Григорьевны, в который она
вложила всю себя. Это было при встрече со старыми товарищами по подполью. Но
взгляд этот помог мне понять, почему начальник следственного отдела не
разрешил ее пытать и почему заведующий архивом, человек Маленкова, на другой
день принес ключ к Большому Террору. Это были списки двух террористических
центров, ленинградского и московского, составленные рукой Сталина. Фамилии
Зиновьева и Каменева были сперва в ленинградском списке (значит, хотел их
сразу расстрелять), но потом зачеркнуты и перенесены в московский список
(значит, наметил особый московский процесс). Графологическая экспертиза
подтвердила: почерк Сталина.
Другим ключом было отсутствие 289 избирательных бюллетеней в архивах
XVII съезда. Об этом я уже писал.
Киров и Орджоникидзе считались лучшими друзьями Сталина. Этот
идеологический макет не хотелось разрушать, вдову Орджоникидзе и родных
Кирова не трогали. Шатуновская их опросила, и они обо всем рассказали. Ольга
Григорьевна упоминает их письменные показания в списке важнейших документов.
Другие свидетели тоже нашлись. Или, по крайней мере, друзья уничтоженных
свидетелей.
Так, расстреляны были офицеры, наблюдавшие, как Сталин рылся в
картотеке секретно-политического отдела и выбирал фамилии для
террористических центров, но сержанты уцелели и дали письменные показания.
Сталин, во-видимому, сумел убедить своих приспешников, что тайная
оппозиция, на словах курившая ему фимиам, опаснее явной, что этой болезнью
заражены почти все старые большевики, не способные принять превращение
Сталина в божьего помазанника, стоящего выше человеческий критики, в подобие
не то Адольфа Гитлера, не то Ивана Грозного. Без культа вождя-полубога,
считал он, нельзя победить Гитлера. И потому социальный слой, зараженный
критицизмом, должен был уничтожен в целом, ликвидирован как класс. Но надо
это сделать, соблюдая идеологические штампы, так, будто продолжается борьба
с троцкизмом, заставляя арестованных признаваться, что они троцкисты и даже
прямые агенты гитлеровской разведки.
"Так надо", чтобы народ поддержал, принял террор и даже потомки приняли
подлог за правду. Образ Сталина не должен быть помрачен. Мы не должны были
увидеть в нем провокатора, заказавшего Кирова, чтобы потом - убрав всех
киллеров, - убить еще миллионы людей.
Идеологи партии, прочитав резюме, составленное Шатуновской, были в
шоке. И я уже писал, что к Хрущеву явились вдвоем Суслов и Козлов и убеждали
его не наносить смертельного удара международному рабочему движению. Хрущев
понял, что за ними стоит сплоченное большинство ЦК. С Жуковым он уже
поссорился, и пришлось отступить, отложить публикацию на 15 лет.
Был ли у Хрущева другой выход? Если бы рядом стоял Жуков с преданными
ему офицерами, как в споре с Маленковым и прочими... Но история не знает
сослагательного наклонения. Суслов не стал ждать пятнадцати лет. Он искусно
плел интригу, использовал самодурство Хрущева, чтобы перессорить его с кем
только можно, и через два года свалил. Еще за спиной Хрущева - как только
ушла Шатуновская - показания свидетелей стали подменять. А после октября
1964 года ничего в архиве не осталось, кроме упомянутой записки в
Политбюро - да еще предсмертного покаянного письма врача, давшего в 1934 г.
ложное заключение, от какой причины погиб Борисов, преданный Кирову
телохранитель.