"Григорий Померанц. Долгая дорога истории" - читать интересную книгу автора

катастрофическим, как в Китае, но ядро интеллигенции шаг за шагом отделяется
от правящей партии и от политики вообще, уступает первое место специалистам
и функционерам.
Судьба интеллектуального анклава модернизации в чем-то подобна судьбе
этнических анклавов. Иногда эти явления накладываются одно на другое. Нации
диаспоры исстари несли по свету не только произведения рук человеческих, но
и произведения человеческого ума и духа. Еврея завозили в Европу - и
переводили на латынь - арабские рукописи, а в Турцию завезли из Европы
печатный станок. Несториане - тоже своего рода диаспора - сыграли огромную
роль в распространении начатков цивилизации по степям Азии и, возможно,
подготовили триумф ислама, почти полностью истребившего их. Индийцы в ЮАР не
только торговали с банту, они еще создали свой Национальный конгресс, по
образцу которого банту организовали впоследствии Африканский Национальный
конгресс, с той же самой гандистской идеологией. Но индийцев банту не любят,
и были случаи индийских погромов.
Такие совпадения, разумеется, не обязательны. "Революционная
интеллигенция" и "компрадорская буржуазия" могут быть этнически разными
группами. Например, в Индии интеллигенция, в том числе и революционная,
формировалась в основном из брахманов, а буржуазия складывалась из парсов,
джайнов, сикхов и некоторых небрахманских каст. В России "жиды" и "студенты"
сблизились в сознании охотнорядцев только в XX веке, под впечатлением
массового наплыва евреев, расконсервированных реформой, из черты оседлости -
в революционное подполье. Однако традиции революционного подполья сложились
гораздо раньше, их создавали Рылеев и Пестель, Желябов и Перовская.
Отношения анклавов модернизации с медленно и болезненно
перестраивающейся, главным образом крестьянской массой составляют, как мне
кажется, основу трагедии, которая разыгрывается в незападных странах.
Империалисты в известный момент стушевываются, сохраняя сдержанное,
достойное и довольно безопасное присутствие (как французское присутствие,
presense, в Западной Африке, английское в Индии и т.п.). А местные чужаки и
отчужденная от народа интеллигенция остаются и попеременно играют роль
палача и жертвы. В этой трагедии, которая, кажется, еще не дошла до
последнего акта, ситуация может перемениться за какие-нибудь 10 дней
(которые потрясли мир), даже за 6 дней, иногда за одну ночь (как в
Индонезия). Орудие торопящейся интеллигенции - террор; орудие взбаламученной
массы - погром. Жертвы погрома становятся яростными сторонниками
революционной диктатуры, а жертвы террора становятся, в следующем действии,
яростными погромщиками. Так именно шло дело в Индонезии во время и после
событий 30 сентября 1965 года. В более сложных формах то же можно проследить
в других странах. Например, Сталин использовал еврейские кадры для
коллективизации, а выходцев из деревни - для "борьбы с космополитизмом".
Поэтому, мне кажется, неверно, что "главная трагедия нашего времени -
это трагедия крестьянина" (Солженицын). Нельзя закрывать глаза на то, что
индонезийские крестьяне вырезали за короткое время полмиллиона безбожных
космополитов (в данном случае - китайцев и коммунистов) сплошь и рядом
вместе с семьями, с женами и детьми. Но так же неверен и противоположный
тезис, который я, увлекшись полемикой, защищал в шестидесятые годы, - что
(если перефразировать А. И. Солженицына, хотя у меня это выражалось другими
словами) "решающая трагедия нашего времени - это трагедия интеллигента".
Можно сказать, что пока на земном шаре большинство людей - крестьяне; но на