"Григорий Померанц. Долгая дорога истории" - читать интересную книгу автора

неангажированных интеллигентов, экономически передовую Японию с экономически
отсталыми странами Востока. В воспоминаниях Хасана аль Банны, основателя
"мусульманского братства", рассказывается, как он был потрясен растущим
духовным и идеологическим распадом во имя интеллектуальной свободы.
Индонезийский интеллигент Суджатмоко также говорит о потере тождества с
самим собой.
В этой перспективе можно понять и стремление Солженицына увести Россию
на Северо-Восток, подальше от всемирной истории, - и отвращение к
плюрализму. Солженицынская критика плюрализма опирается не столько на
философские аргументы, сколько на психологию раскрестьяненных и беспочвенных
миллионов. В публицистике великого писателя они находят зеркало своей
заброшенности.


ЧЕРЕДОВАНИЕ РАЗУМА И АБСУРДА

В странах Незапада, вступивших на путь развития, инициатива заменяется
подтягиванием отстающих до уровня передовых (ударников, стахановцев).
Русский опыт повторялся от Китая до Африки не потому, что он хорош, а
потому, что другое не выходило. Но психология подтягивания быстро
выветривается.
Существуют попытки описать нашу командно-административную систему как
"диктатуру развития". Однако эта модель скорее подходит к Петру, чем к
Сталину (любившему сравнения с Петром). Оба рубил и сплеча, пробивали
широкую дорогу, а не узкую тропинку, которая зарастала бы за плечами. Но
куда вела дорога? Петр втолкнул Россию в Европу. Он бросил семена
европейской культуры, и они проросли. После Петра был Ломоносов. После
Сталина - только лауреаты сталинских премий. Семена утопии не дают всходов.
Образ Петра в русской историографии и литературе двоится: мощный
властелин судьбы и медный всадник, промыслитель и самодур... Я думаю, что
наследие Петра действительно двойственно так же, как наследие Екатерины...
Впрочем, всякая традиция не однозначна, и от нас самих зависит ее
истолкование. Внутри необходимости живет свобода. Не от Петра, а от нас
самих зависит, как мы сегодня живем. Обстоятельства сужают выбор, но выбор
всегда есть.
Диктатура развития ставит своей целью разрубить Гордиев узел
слаборазвитости. Она оправдывает себя тем, что насилие - повивальная бабка
истории. Лошадь, подхлестнутая кнутом, тащит воз рысью. Но еще один удар
кнута - и лошадь падает, и насилие оказывается палачом истории.
И вот здесь аналогии начинают скользить и терять смысл. Можно ли
назвать диктатурой развития военный коммунизм? Или сталинскую
коллективизацию? Да и всю нашу систему, которую Гензель (сотрудник
управления кожевенной промышленности гитлеровских времен, разработавший
общую теорию таких систем) назвал "центрально-административной", а Г. X.
Попов - "командно-административной"? Исторически центрально-административная
экономика возникла в Германии 1914-1918 годов и была военной экономикой,
мобилизацией хозяйства для тотальной войны. В условиях такой войны она
оправдана и хорошо действовала. Но Ленин ошибся, предположив, что так можно
строить мирную жизнь. Наша экономика была эффективной только в 1941-1945
годах, когда ставились простые хозяйственные цели (миллионы одинаковых