"Григорий Померанц. Долгая дорога истории" - читать интересную книгу автора

вторглось в Германию вместе с армиями Наполеона и его кодексом,
противоречащим германскому праву; оно силой расчищало авгиевы конюшни
немецкого феодализма. И в результате возник особый немецкий романтизм, со
своеобразным почвенным привкусом. Слово "почвенничество" изобретено в
России, но впервые именно в Германии возникло острое чувство беспочвенности,
разрушения национальных основ, и поиски собственной традиции выступили в
романтизме на первое место, оттеснив Восток, экзотику, романтическую даль.
Гейне говорил, что французский патриотизм расширяет сердце, а немецкий
его сужает. То же хочется сказать о романтизме. Вместо знамени борьбы за
свободу чужого народа, под которым умер Байрон, незападные романтики подняли
каждый свое знамя, и это знамя легко становится знаменем ксенофобии,
"Французоедский" стереотип, созданный немцами, с очень небольшими вариациями
повторяется - или изобретается заново - почвенными движениями Востока.
Особенно неизменен набор обвинений, впервые выдвинутых против Франции.
Он просто переносится на Западную Европу в целом, включая Германию, на белую
расу в целом, включая русских, и т. д.
В начале шестидесятых годов в Южной Африке демонстранты несли хоругвь с
надписью: "Белые распяли Иисуса Христа", Это, к сожалению, неоспоримо. Кто
бы ни был главным виновником - еврейский первосвященник или римский
наместник, - грех богоубийства лежит на белой расе. Правда, к ней
принадлежал также Иисус. Но последнее для африканцев не очевидно. Некоторые
идеологи африканизма настаивают, что Моисей и Иисус - африканцы. В
африканской народной иконографии белые распинают черного Христа.
Несколько более вариативна похвала собственным добродетелям, но и в ней
можно проследить общепочвеннический стандарт. Запад всегда безнравственный,
порочный, гнилой, растленный. Ему противостоит этически полноценный немец,
"верный росс" и т. п. Иногда почвенничество признает возможным заимствование
западной техники, но так, чтобы не повредить нравы. Отсюда китайский (и
японский) лозунг: "Восточная этика, западная техника".
Если этическое превосходство сомнительно, его дополняет превосходство
религиозное. Достоевский, например, признавал, что мужики пьянствуют, лгут,
воруют, но зато у них есть сознание греха, способность к покаянию и
очищению. Поэтому они в конечном счете и нравственнее, чем интеллигенты,
потерявшие веру в Бога.
Отдаленным предшественником Достоевского был Кальдерон, любимый
писатель немецких романтиков. В "Поклонении Кресту" Кальдерон сталкивает два
характера: разбойника, который грабит, убивает, насилует, но никогда не
забывает перекреститься: и ученого монаха, своего рода протоинтеллигента
средних веков, который мухи не обидел, но усомнился в символах веры.
Разбойник после некоторых перипетий попадает в рай, монах - в ад. При этом
Кальдерон не считает нужным доказывать, что сомнение в символе веры может
привести к убийству, или по крайней мере создать идейную атмосферу убийства
(как в "Братьях Карамазовых"). Это для него просто аксиома, очевидность.
Несмотря на вое отличия, творчество Кальдерона и Достоевского
вдохновляет одна и та же идея, возникшая в ответ на обезбоженное научное
миросозерцание. С точки зрения социологии развития, Испания - такой же
Незапад, как Россия. На Западе научное мировоззрение, развиваясь рядом с
религиозными движениями и реформами, практически сживается с христианской по
происхождению этикой. На Незападе внезапно появившаяся наука сталкивается с
религией, совершенно не готовой к диалогу. Ситуация обостряется, и возникает