"Николай Кириллович Попель. В тяжкую пору" - читать интересную книгу автора

другие авиаполки? Часа через полтора, когда я прочитал у Немцова на слух
записанное правительственное радиосообщение, мне стало несколько яснее. Как
видно, многие самолеты были уничтожены на аэродромах. Тем более, что
аэродромы эти часто оборудовались в непосредственной близости к границе. В
этом принимали участие и люди из нашего корпуса. Помнится, еще тогда Рябышев
ворчал:
- На кой шут под самым носом у Гитлера делать аэродром?
Прибыв на место, я с радостью узнал, что дивизия Васильева,
рассредоточенная в лесу, совсем не пострадала от бомбежек. Но командиры
беспокоились за семьи, оставшиеся в военном городке. Они видели, как на
городок пикировали бомбардировщики и взмывали вверх, словно подброшенные
тугими, черными клубами.
Каждую минуту ко мне кто-нибудь обращался с вопросом: что творится в
городке? Я хорошо понимал тревогу командиров, которым предстояло вот-вот
идти в бой. Но помочь им не мог. Я не заезжал в городок и теперь очень жалел
об этом.
- Вы, конечно, к майору Сытнику? - улыбнулся Васильев.
Я подтвердил его догадку. Наверное, у каждого старшего начальника есть
наиболее близкие части или подразделения. С их бойцами у него наладились
особенно дружеские отношения, и для них он тоже "свой". Каюсь, у меня были
такие части в каждой дивизии. К их числу относился и батальон майора
Сытника.
До батальона было рукой подать, и через несколько минут я был уже там.
Смешанный запах бензина, солярки и выхлопных газов перебивал лесной дух.
Жадно вдыхал я этот родной для танкиста воздух.
Первое, что бросилось в глаза, - надписи на машинах. Никто не давал
команды, более того - на броне не полагалось писать. Однако борта укрытых
ветками танков были расписаны мелом.
"В бой за Родину!", "Смерть фашизму!", "Даешь Берлин!", "Да здравствует
коммунизм!", "Водрузим над землею красное знамя труда!", "Пролетарии всех
стран, соединяйтесь!", - читал я, переходя от машины к машине.
- Сочиняли вместе с замполитом Боярским, - деловито доложил Сытник. -
Под этими лозунгами прикончим Гитлера и пройдем по главной берлинской
магистрали, которая, как установлено, называется Унтер-ден-Линден.
Последнее слово далось комбату нелегко, но он со второго или третьего
захода при помощи старшего политрука Боярского все-таки осилил его.
Люди были возбуждены и нетерпеливы. Они испытывали потребность
говорить, делиться тем, что горело в сердце.
- Почему ждем, теряем время?
- Скорее бы...
В каждом слове - искренний порыв, готовность к подвигу.
Когда узнали, что предстоит марш к Самбору, закричали "ура". Понимали:
это в бой.
Спрашивали о положении на границе, о бомбежках, о нашей авиации.
Один из танкистов поинтересовался германским пролетариатом - не восстал
ли он против фашизма. Горячо спорили о сроках войны. Над тем, кто сказал
"полгода", посмеялись, обозвали маловером.
Я слушал споры, старался рассудить спорящих, выкладывал свои
соображения.
Вспоминая сейчас разговоры первых часов войны в лесу юго-западнее