"Евгений Попов. Самолет на Кельн (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

подумать и о том, что раньше паста была гораздо лучше, а сейчас стала
гораздо хуже.
- Покупаешь новый стержень, - бормотал дядя Ваня. - А он уже сразу не
пишет. Так что, может быть, и есть смысл держать на столе эту хрустальную
чернильницу - вдруг паста станет окончательно плохая, и тогда можно будет
велеть налить в чернилку свежих фиолетовых чернил и, макнувши стальное
перышко, можно будет красиво где-нибудь на чем-нибудь расписаться. А за
козявками нужно просто аккуратнее следить, - сказал дядя Ваня. И хотел под
эту мысль открыть левую тумбу и выпить глоточек из припасенной полулитровой
бутылки, но тут не ко времени зазвонил телефон.
Дядя Ваня помедлил, выждал, запер тумбу на ключ и лишь тогда трубку
мягкой ладошкой - хвать!!
- Так-так-так, - уныло соглашался он. - Совершенно верно. Я вас понял.
Мы учтем. Это вы правильно подметили. Я с вами полностью согласен.
Разумеется, разумеется - виновные будут строго наказаны. Нет, я не снимаю с
себя ответственности. Я, как командир производства, обязан был...
Но тут в трубке загудело, и дядя Ваня, еще чуток помедлив для
вежливости, аккуратно возвратил трубку в исходное состояние.
- Глафиру позвать, - кротко обратился он, высунув маленькую голову к
секретарше Свете Онанко, которая, высунув в свою очередь язык и страшно
скривив рожу, глядела в зеркало и выщипывала на редких бровях какой-то
ненужный волосок.
- Я сказал тебе, кажется, Глафиру позвать!! - подкрикнул дядя Ваня.
- Нету Глафиры, - отрезала секретарша, не отрываясь от зеркала.
- Почему нету? - удивился дядя Ваня.
- Опоздала, значит, - сказала Светка.
За дверью завозились. Вдруг вошла Глафира
- Врешь, я не опоздала, - с порога заявила она, с ненавистью глядя на
Светку.
- Я тебе - повру, я тебе - повру, - сказала Светка.
- А ну - тихо! - навел порядок дядя Ваня. И официально обратился: -
Глафира Поликарповна, прошу пройти в кабинет.
Они и прошли в кабинет. Дядя Ваня сел, трогал крышку чернильницы,
чернильница звякала. Глафира стояла у стены напротив, под портретом.
- Как же это так, Глафира, - выговорил наконец Иван Иванович. - Ты
знаешь, как я тебе доверяю, как я всем вам доверяю, я сам вышел из народа. И
вот теперь я, выходит, наказан за свою же доброту?
- Это как так наказан? - спросила Глафира.
- А так, что мне звонил сам товарищ Скорняков, и мне придется писать
рапорт, а тебе придется писать объяснительную.
- Да я и писать-то не умею, - скуксилась Глафира.
- Не лукавь, Глафира, я этого не люблю, - нахмурился Иван Иванович. -
Согласно твоих анкетных данных ты имеешь семь классов образования.
Глафира окончательно стушевалась и вдруг зарыдала, прикрывшись стеганым
рукавом.
- Что писать-то, что писать? - всхлипывала она.
- А как было, так и пиши всю правду. Почему опоздала, почему не убрала,
почему не выставила предупреждающий знак. Все пиши.
- Да стыдно ведь! - выдохнула Глафира.
- А чего тут стыдного? - удивился дядя Ваня. - Нагрезила, так и пиши. А