"Валерий Попов. Чернильный ангел" - читать интересную книгу автора

многозначительной... готовый академик - осталось только его "увенчать"! Я же
к тому времени, наоборот, разболтался и обнаглел, к тому же выпустил первую
свою книгу, поимевшую успех. В общем, переваривать дальше Кузину тухлятину я
не мог и своими насмешками довел его до того, что он отлучил меня от
"штаба". Знал бы я тогда, в легкомысленной и веселой молодости, как это
"чревато", что именно Кузя, так и не написавший в своей жизни ни строчки,
будет поставлен "у руля" и, что самое обидное, - "у рубля": на распределении
и раздаче всяких премий, поощрений и наград. Кем? За что? Для меня это до
сих пор - трагическая загадка. Впрочем, и раньше секретарь ЦК по идеологии,
распределявший литературные премии, тоже не был мастером слова - но в его
симпатиях и антипатиях все же прослеживалась логика. Кузя был гораздо более
всемогущ и делал абсолютно все, что шло ему в голову.
Вскоре после освобождения России от гнета до меня дошел слух, что Кузя
по поручению одной немецкой кафедры славистики готовит там конференцию
"Современная литература Петербурга" - то есть, видимо, литература, выжившая
вопреки. Так это же я и есть! Ни разу не употребив аббревиатуру КПСС, сумел
при ней выпустить целых три книги, любимых интеллигенцией. Что же мне Кузя
не сказал про конференцию-то? Кого, как не меня, он должен иметь в виду?
Ведь первые свои рассказы я напечатал буквально на его машинке, точней, на
машинке Зиновия, который мужественно делал вид, что ничего не замечает. Так
что же Кузя молчит? Готовит сюрприз, собака? Я не оценил еще тогда суровый
нрав Кузи - отступников он карает безжалостно. Но я-то считал, что, несмотря
на научные расхождения, чувство какой-то объективности он сохраняет. Как же-
Кузя, друг!.. Это мое тупое добродушие не раз уже подводило меня... Но,
вмазавшись в очередной раз улыбающейся харей в бетонную стену, наутро
почему-то снова просыпался с улыбкой: как же... дружба! принципы! добро! Все
продолжая восхищаться лукавством Кузи, скрывающим "сюрприз" от меня
буквально до последнего момента, я ехал к нему в гости с целью добродушно
его разоблачить: мол, хватит, Кузя, валять дурака, пора ведь уже и
оформляться начать - так ведь ты на конференции без писателя окажешься!
По дороге со станции я зашел, естественно, в поселковый,
"Надюшкин", магазин, собираясь приобрести гостинец. Передо мной в
очереди оказались знакомые мне солдатики, служившие теперь уже при Кузином
"штабе". Гордый, но бедный Кузя их, естественно, содержать не мог. Зато
практичный Зиновий обнаружил в них иные таланты - и теперь один из
солдатиков работал у них садовником-огородником, другой каменщиком- строил
гараж, потом флигель. Хозяйство их, как помещичья усадьба девятнадцатого
века, поражало интеллектуальным блеском. Подобно тому как хорошенькая
холопка после расчесывания льна вечером могла поразить цвет аристократии
исполнением роли Джульетты, так и тут
- каменщик с грубым лицом и руками в растворе, зайдя на минутку в
гостиную к интеллектуальным гостям, поражал их цитатами из
Кьеркегора и Дерриды.
Правда, здесь, в магазине, солдатики отдыхали от интеллектуальной
нагрузки и выражались на прежнем солдатском сленге:
- Три пузыря берем... нет - четыре! В этой... Германии нормальный
поддавон ни... не купишь!
В Германии? Я не ослышался? Садовник и каменщик едут в Германию
представлять "современную литературу Петербурга"? Видимо, чтобы своим робким
ученичеством оттенить Кузину интеллектуальную мощь?