"Валерий Попов. Третье дыхание (повесть)" - читать интересную книгу автора

физическими, а точнее - химическими!
Что слова могут? Но другого средства у меня нет. Пока мы говорим с ней
наши слова ("пра-д-ва", к примеру), мы еще вместе, веревка не оборвалась.
Оборвется - и Нонна полетит в бездну, из которой ее мне уже не достать. Ну!
Открывай рот! Или только для посторонних ты сочиняешь что-то утешительное, а
как беда близко подошла - не способен?
"Жизнь удалась, хата богата, супруга упруга" - осталось только для
постороннего использования, а мы - не выдержали? Я оглядел поле боя, понял,
что повергло ее в такое отчаяние, требующее немедленного выпивания: на столе
была местами прожженная гладильная доска, рядом сипел паром утюг. Натюрморт
простенький, но для нее - страшный.
Душевная слабость ее достигла предела: раньше все было ей интересно и
легко, все в доме сияло, теперь ей в тягость любое усилие. Сразу - отчаяние,
и тут же - в шкафчик. Холодильник не сдвинуть ей - долго ей мучиться с этой
дверцей, думая, что там что-то есть! Ну и пусть лучше /это/ думает!
С веревок, протянутых в кухне, свисала, как летящий дракон,
полузасохшая простыня - предстоящая битва и угнетала Нонну.
- Ишь ты, чудовище какое! - Я сорвал простыню с веревки, кинул на
доску, топая утюгом, начал небрежно гладить, чтоб не подумал никто, что у
нас тут какие-то трудности!
- Конец по полу волочится... грязный будет! - робко показала пальчиком
она, слегка смущенная.
- Ну и что? Пр-ростыня и должна быть гр-рязная! Пр-равиль-на?
- Пр-равильно! - подтвердила она.
- И отлично! Вот так вот! - Я небрежно швырнул "растоптанного дракона"
в кладовку (он плавно и нежно опустился на бюст Толстого), потом воинственно
огляделся: ну кто еще мешает нам жить? Никто больше не признался... Дальше
что? Надо развивать успех, пусть даже такой, не давать ей горюниться, падать
духом.
- Смотри - погода отличная!
Сам вовсе не был в этом уверен.
- ...пойдем?!
- ...Куда? - устало проговорила она.
Да уж не в пивную же!
- Ну... просто так... погуляем!
- ...А, - без выражения проговорила она и, помолчав, кивнула в сторону
отцовского кабинета. - Тогда и этого надо брать... а то сидит целые дни,
даже фортку не открывает!
Все-таки как-то они заботились друг о друге, пока я там где-то блистал,
и в ссорах их больше человеческого, чем в докладах моих на тему этики.
- Ну давай... - произнес я неуверенно. Прогулочка будет еще та! "В одну
телегу впрясть не можно коня и трепетную лань!" Вознице - то есть мне -
нелегко придется. Тебе вообще придется нелегко - легко, как это ни
прискорбно, тебе, наверное, не будет уже никогда. Тяжелей
- будет! И, глядишь, еще эту прогулку вспоминать будешь как рай!
- А? - Отец ошарашенно поднял лицо от книги: почти ложится на страницу,
когда читает. - Гулять?! - С вожделением поглядел на книгу. -...Ну давай.
Тоже, видимо, жертвует собой. Да и Нонна идеей не горит - одну туфлю
надела, другую держит в руке и, прислонясь к стенке, откинув в отчаянии
голову, закрыв глаза, сидит на маленьком стульчике в прихожей. Мне больше