"Александр Попов. Смерть - копейка" - читать интересную книгу автора

Однако на его лбу вздрогнула бороздка; он задумчиво помолчал и
неприятно-резко сказал:
- А вот... нэ будэт.
Я не понял.
- Кого?
Он насупленно помолчал и гневно ответил:
- Жэнчин... баб... - И грязно выругался.
Я бранил себя, что сразу не смог догадаться, и отколупнул у парня
коросту с самой болезненной раны.
Помню, Рафидж демонстративно отворачивался от медсестер и женщин-врачей
или закрывал глаза, притворяясь спящим.
Раз он мне сказал:
- Я только тэпэрь понэмай, что такой жизн.
- Что же она такое?
- Она - всо, - значительно произнес он и поднял вверх палец. - А
смэрть - тьфу, копэйка.
- Как это все?
Я никогда раньше особо не задумывался о том, что такое жизнь: живу да
живу - и хорошо.
- Ну, как ти нэ понэмай? - даже рассердился Рафидж. - Всо - значит:
нэбо, горы, воздух, мама, зэмля, нюхат цвэток, пить вино. Понимай: всо? И у
мэня, как и у тэбя, скоро всо это будэт. Понэмай?
Я сказал, что понимаю, но так молод еще был тогда, никаких серьезных
утрат и потрясений у меня не случилось, как у Рафиджа; тогда мне показалось
несколько странным, что можно восхищаться такими обыденными явлениями, как
воздух или земля.
Но через несколько дней произошло событие, после которого я каждой
жилкой своей души понял смысл фразы Рафиджа, - я словно прозрел.


x x x


Помню, был вечер. Я мыл полы в палате Ивана. Он молча лежал и смотрел в
потолок. Он часто так лежал, и мне бывало скучновато с ним, порой томительно
неловко. Рафидж вел себя по-другому - порывался вертеться, шевелился, но
раны немилосердно сдерживали его. Он водил своим большим черным, как у коня,
глазом, словно старался больше, шире увидеть мир; по-моему, потолок ему был
ненавистен - торчит перед глазом!
- Все! - неожиданно произнес Иван, собрав на лбу кожу. - Я уже не могу
терпеть боли. Мне хочется... умереть.
Он закрыл глаза, из-под синевато-красного, припухшего века выскользнула
слезка.
Я молчал и просто не знал, как его утешить. Мне хотелось ему помочь, но
чем, как? Сколько раз я призывал его терпеть! Но что слова здорового для
страдающего от мук больного?
Меня временами начинали раздражать и сердить его разговоры о смерти.
"Почему Рафидж об этом не говорит? - намеревался я резко спросить у Ивана. -
Он терпит и верит. У него тоже ранение груди, тоже образуются нагноения да
еще сто ран. А ты хнычешь, хнычешь. Надоел!" Но я молчал, потому что не смел