"Александр Попов. Мальтинские мадонны (Повесть)" - читать интересную книгу авторамолчит, а как взгляну на него - краснеет да бледнеет. Думала, походит и
отвяжется, найдет какую моложе. Ан нет! Хвостиком моим стал. Пришлось заговорить с ним. Понравился человек - степенный, открытый и бесхитростный. Он детдомовский, сиротинушка, но такой, знаешь, ласковый и отзывчивый вырос, хотя с виду многим воображается, что законченный мужлан. Он, Шурочка, так мне нашептывает: "Я тебя, Галчонок, жалею". Вот ведь как: молоденький, а понимает, что бабу надо жалеть. Слышь, не просто любит, а - жалеет. И я стала жалеть его... на том и слюбились, - невесело улыбнулась Галина. Иван почти не общался с Геннадием, первое время даже не здоровался с ним, когда забегал к матери, чтобы, по большей части, позаимствовать деньжат. Но Геннадий сам стал к нему подходить и протягивать для приветствия свою грубую смуглую руку. Ивана сердило это крепкое "слесарское" пожатие, как, мерещилось ему, тайный намек: слесарь-де выше какого-то там писаки, хотя и прозванного красивым и непонятным словечком "журналист". - Ма, не метит ли сей добрый молодец прописаться в нашей квартире? - как-то спросил Иван, независимо-бодренько покачиваясь на носочках модных туфель. Мать промолчала и даже не взглянула на сына, но он увидел, как затряслись ее плечи. Не успокоил, не объяснился, буркнул "пока" и ушел. И месяца два не являлся и не звонил. Год люди ждали, два ждали, когда же разлетятся Галина и Геннадий, но они прожили вместе лет десять, до самой кончины Галины, и кто бы хоть раз услышал, что они сказали друг другу неучтивое, резкое слово. Никто достоверно и не знал, как они живут, а сами они ничего не выставляли на обозрение, хотя и не скрытничались. У них редко бывали гости: быть может, поверхность неизменно приметливой сторонней жизни: Геннадий зачастую приходил с работы раньше Галины и неизменно дожидался ее на балконе. Пристально и беспокойно всматривался на дорогу сквозь ветви тополей и сосен, хмурился и много курил. Но только приметит Галину - встрепенется, оживет, загасит сигарету (она запрещала ему курить дома, потому что у Перевезенцевых никто никогда не курил), помашет ей рукой. Она иногда останавливалась возле лавочки поговорить с соседями, а он с балкона напоминающе-нетерпеливо покашливал и покряхтывал, в забывчивости даже снова прикуривал. Женщины иной раз подсказывали ей, посмеиваясь: - Твой-то, Галка, глянь - весь извелся. - Не мучай его - ступай уж, что ли. В шестьдесят шесть Галина жестоко простыла, дружной гурьбой раскрылись ее застарелые болячки. Она никогда серьезно не лечилась, и на этот раз все не обращалась к врачам, тянула, словно не хотела просто так сдаться болезням и старости, пользовалась домашними средствами, но не помогало. Геннадий чуть не за руку увел ее в поликлинику. Шуре, прознавшей о болезни сестры и сразу же примчавшейся на электричке, уже в жару и лихорадке шепнула, с великим трудом зачем-то улыбнувшись чернеющим ртом: - Смотри-кась, Шурочка, даже умираю, как Гриша, - от простуды. Получается, думает он обо мне, дожидается там, а? - Ха, "умираю"! Да ты, Галка, до ста лет проскрипишь... Попросила Галина, чтобы сына поскорее позвали. Но Иван находился в очередной, случавшейся почти что каждую неделю командировке. - Напугайте, что ли, телеграммой. Он мне так нужен, так нужен... |
|
|