"Фредерик Поттешер. Знаменитые судебные процессы " - читать интересную книгу автора

Присяжные не скрывают своей антипатии к убитому, и было неуместно и вместе с
тем бесполезно напоминать им, что Жорес зажигал сердца рабочих, был надеждой
обездоленных, защитником униженных, ведь эти люди желают только одного:
оставить Жореса в покое и попытаться "объективно" рассмотреть факты. Убийца
Биллей или нет? Было ли его деяние предумышленным? Являлся ли он участником
заговора? Имелись ли у него сообщники? Всего этого гражданские истцы,
по-видимому, пока не хотят касаться, словно обстоятельства смерти Жореса,
мера ответственности его убийцы или убийц менее важны, чем политическое
наследие великого лидера, на которое претендуют те или другие из них.
Впрочем, обращаются с этим наследием несколько вольно. Слушая этих господ,
начинаешь понимать, что социалистическая партия Франции, присоединившаяся к
священному союзу борьбы с Германией и во время войны входившая в
правительство, больше не желает ничем быть обязанной Жоресу-пацифисту.
Теперь нужен такой Жорес, который подходил бы новой социалистической партии:
более респектабельный, более "национальный".
В частности, остерегаются вспоминать, что за несколько часов до смерти
он сказал государственному секретарю Абелю Ферри: "Если вы все-таки объявите
всеобщую мобилизацию, мы по-прежнему будем выступать против и, в случае
необходимости, дадим себя расстрелять!" Нет, это забыто. Предпочитают
говорить о том, что сделал бы Жорес во время войны, если б не был убит, без
конца, разглагольствовать о его взглядах на военное дело, подчеркивать
глубокую приверженность нации - его, Жореса, всю жизнь боровшегося за
создание Социалистического интернационала.
Гастои Томсон, левоцентристский республиканец, даже сравнивает его с
Гэмбеттой.
- Жорес, - восклицает он, - провозгласил, что родина неизмерил!о выше
всех разногласий, всякой борьбы, всех классовых столкновений! Он не упускал
случая выразить свое глубокое восхищение Гамбеттой, чью политику в отношении
Эльзаса и Лотарингии он продолжал...
А дававший перед этим показания депутат д'Эстурнель де Констан заявил:
"Жорес был воплощением патриотизма, но его не поняли!*
Адольф Мессими, бывший военный министр и кадровый генерал запаса,
заходит еще дальше.
- Жорес, - говорит он, - мог бы сыграть важную роль во время войны! Он
отдал бы всего себя делу национальной обороны! Если бы в августе 1914 года
он был жив, то пришел бы сказать мне; "То, что я предвидел, сбывается. Немцы
начинают окружение с правого фланга. Нам следует избрать оборонительную
тактику".
Это похоже на сон! После "святого Жореса" появляется "генерал Жорес",
стратег и в то же время глашатай национализма. Теперь уже не присяжные
обнаруживают признаки раздражения, а публика - на второй день процесса ее
все-таки допустили в зал. Все эти рабочие и общественные деятели-социалисты
не узнают "своего Жореса". На местах для прессы оживление, Жорж Пьош,
обозреватель газеты "Герои наших дней", иронизирует:
- Наверно, Рауль Биллей, сидя у себя за барьером, подумывает, не вышла
ли тут ошибка, не убил ли он Деруледз вместо Жореса!
Но не всем охота смеяться. Поль Вайян-Кутюрье, нервный, напряженный,
говорит кому-то, сидящему рядом:
- Все это просто глупо! Зачем делать из Жореса патриотический плакат?!
Есть нечто омерзительное в том, что его до такой степени сближают с теми,