"Геннадий Прашкевич. Мир, в котором я дома" - читать интересную книгу автора

Вежливо пропустив меня, он пошел позади, размеренно, не торопясь,
будто подсчитывая кресла далеко не заполненного самолета. Решив узнать его
отношение к мастеру, я повернулся.
- Идите! - с угрозой сказал уругваец. Его глаза будто выцвели, кожа на
лице обтянула мускулы. Куртку он успел расстегнуть, и на меня глянул ствол
короткого автомата.
- Пристегнуться! - крикнул Репид по-португальски, отступая к стене
салона, чтобы видеть всех пассажиров. - Руки на спинки кресел!
Ошеломленные пассажиры выполнили приказ. Руки взметнулись вверх, как
крылья причудливых бабочек.
Прямо перед нами проснулся вялый толстяк с тяжелым опухшим лицом. Его
соседка, торопливо выкрикнув что-то, заставила его поднять руки, и мне
стало не по себе - такой глубокий и безвольный страх отразился в глазах
толстяка.
- Этот человек, - сказал уругваец, указывая на меня, пройдет вдоль
рядов и обыщет каждого. Ему нужны не деньги. Он должен знать, нет ли у вас
оружия. И не стоит предпринимать против него каких-либо акций. Он такой же
пассажир, как все вы.
Пассажиры безмолвствовали.
- Идите, - сказал уругваец, подтолкнув меня стволом автомата.
Впервые он улыбнулся. А может, это снова дрогнул шрам под его
выпяченной нижней губой. Одежда толстяка (он был первый, кого я коснулся)
оказалась насквозь мокрой.
- Вам плохо? - спросил я.
- Молчать! - одернул нас уругваец, и, сжав зубы, я приступил к обыску.
Ощупав карманы худого матроса и двух представителей транспортной
конторы Флойд (как явствовало из монограмм на их портфелях), я подошел к
итальянке.
- Нет, - сказала она с отчаянием. - Вы не сделаете этого!
"Никто не уберегся от страха, - подумал я. - Пять минут назад все вели
нормальную жизнь, читали, пили кофе, разговаривали, сейчас же страх разбил
всех..." Я искал способ успокоить итальянку, но она уже ничего не могла
понять и только все глубже вжималась в кресло, будто я был страшнее любого
насильника... Но, занимаясь итальянкой, я вдруг увидел другое - человек,
сидевший прямо за ней, невзрачный, незапоми- нающийся, одетый в мятую
полотняную куртку, местами вытертую почти до дыр, быстро подмигнул мне. Он
сделал это деловито и весьма убедительно. И, выигрывая для него время (я
очень надеялся, что это не просто сумасшедший, а специальный сопровождающий
авиакомпании), я спросил итальянку:
- Принести воды?
Это звучало почти насмешкой, но никакие другие слова просто не пришли
в голову. Повернувшись к уругвайцу, я пояснил:
- Женщине плохо.
- Продолжайте свое дело! - крикнул он.
И в этот момент я бросился на пол. Я не пытался укрыться за креслами,
на это у меня не было времени, а просто упал на запыленную ленту цветной
ковровой дорожки. Выстрелы один за другим раскололи тишину, так долго
царившую в салоне. И лишь когда они смолкли, я вскочил. Уругваец сползал на
пол салона, цепляясь руками за стену и откинув голову так, будто ее
оттягивали петлей.