"Васко Пратолини. Постоянство разума " - читать интересную книгу автора

- Мама! Мама!
- Я тебе противна, так и скажи! Мы-то хоть отдавали себе отчет, когда
поступали скверно. Ты ведь знаешь, мы и людям сказали, что ты родился на
седьмом месяце, будто из-за того, что я поскользнулась и упала, когда мыла
полы. Только моя мать знала, да еще незадолго до родов я открылась синьоре
Каппуджи, я была молода, неопытна. Она поначалу казалась такой хорошей
соседкой! Знали только мать и синьора Каппуджи.
- И Миллоски.
- Морено сам ему рассказал, я была против. Но они так дружили!
Наступает мучительная тишина, обычное, извечное молчание, лишь там
внизу, у Терцолле, кажется, громче заквакали лягушки. Она намеренно отводит
глаза в сторону, осматривается, бросает взгляд на стол, на стулья.
- Это не комната, а прямо джунгли, - говорит она.
- Но мне так нравится, - бормочу я и поворачиваюсь к ней спиной, чтоб
натянуть пижаму. - Я тут во всем отлично разбираюсь...
Впрочем, как и в себе самом: стоит только расчистить заросли.

2

Значит, и у меня есть воспоминания; значит, я тоже начинаю не жить, а
прозябать. Год назад я еще спал в комнатушке, где меня укладывали в
колыбель, сменившуюся кроватью и потом - диваном, в каморке, из которой я
вырастал, как из собственной одежды.
Теперь мне доходит до пояса подоконник, о который я в детстве стукался
головой; я на него забирался, когда бывал один. Вокруг, словно впитанные
стенами, запахи, которые мне по душе. Бывает, взглянешь в зеркало - и тошно
на себя смотреть, но чаще глядишься и остаешься доволен. Запахи - твое
отражение, отражение твоего характера. Здесь, в бывшей гостиной, где я уже
целый год прожил, стены, может, из-за побелки к ним не восприимчивы. А там
преобладает запах табака, оставшийся с тех времен, когда сигареты были
приключением, словно я курил их тайком, под простыней, а не на берегу реки
или у моста Мачелли. Возвращаясь в маленькую комнату, я втягивал в себя даже
запах леденцов из ячменного сахара, завалявшихся в карманах синьоры
Каппуджи. Я сгребал их, как орехи. "Ты пососи их, не жуй".
Она была из тех болтливых и слюнявых старушек, которых показывают по
телевизору, когда им стукнет сто лет. Такими стали поныне здравствующие
дочери Гарибальди и Кардуччи. Глядя на них, думаешь: "Господи! Во что
способно превратиться человеческое существо, особенно женщина, у которой,
конечно же, когда-то были губы, и зубы, и глаза, как звезды, и грудь; она
вызывала желания, из-за нее бушевали страсти; может, она вдохновляла поэтов,
звала к подвигам, вошедшим в историю; теперь ее старость лишь
свидетельствует о прошлых временах и нравах, показывает даль, отделяющую нас
от них". "Бабушка квартала Рифреди" - так можно было назвать эту никогда не
горбившуюся, всегда легкую на подъем старуху.
"Я от себя отрываю, а ты хоть бы спасибо сказал!" Помню голос ее, помню
седые, с желтизной, космы, волосатые бородавки на щеке и подбородке,
изуродованные артритом пальцы, притиснутые друг к другу так, что кисти рук
походили на крючья, помню ее чистосердечие и коварство, помню ее постоянное
"Будь умником, слушай внимательно, а потом проваливай!"
Две самые отдаленные сценки длятся не дольше вспышки молнии; не знаю,