"Лев Правдин. Область личного счастья. Книга 2" - читать интересную книгу автора

неоднократно говорил об этом. Он не отделял труд от вдохновенья. Он всегда
подчеркивал в творчестве мысль, простоту, ясность и, самое главное, цель,
ради которой и существуют и вдохновение и творчество.
Она победно улыбнулась.
Хлебников выжидающе смотрел на нее.
Она торжествующе рассмеялась.
- Актриса, - тихо, так, чтобы слыхала только она одна, произнес он.
В ее стакане еще было немного вина. Она перелила его в стакан
Хлебникова. Он задержал ее руку со стаканом и разделил вино пополам. Они
выпили, смеясь, как единомышленники, до конца понявшие друг друга.
И все время, пока ее поздравляли, и потом, когда шумной студенческой
компанией шли домой, Женя ни разу не вспомнила о Виталии Осиповиче. Словно
его и не было на свете. Это ей показалось невероятным. Она испугалась, но
сегодня еще что-то новое, очень большое и сильное вошло в ее жизнь,
потребовав всего ее внимания.
Это открытие было так неожиданно, так огромно, что Женя растерялась.
Пожалуй, впервые в жизни она не смогла бы с присущей ей детской ясностью
выразить свое, всегда определенное желание. Испуганно наблюдала она, как ее
мечта о жизни с любимым потеснилась, уступая место новой, огромной мечте. О
чем? Она пока не могла сказать. Это было, пожалуй, страшно. Страшно и очень
интересно. Так ребенок слушает сказку, замирая от ужаса и любопытства.
Как жаль, что рядом нет его. Как хорошо бы сейчас поделиться с ним
своей радостью, мыслями и сомнениями, попросить его совета. Тогда бы все
окончательно стало на свои места.
Спектакль сыграли несколько раз в рабочих и студенческих клубах. Все
больше и больше укреплялась в ней вера в свои силы, и вместе с этим она не
могла не видеть, какое бремя ложится на ее плечи.
Так много нового и неожиданного вошло вдруг в ее жизнь, что она
растерялась. Она как бы переселилась в новый дом, наполненный незнакомыми
людьми и вещами, неизвестно для чего созданными. Все это - и людей и вещи -
надо как-то упорядочить, расставить по своим местам, приспособить к себе и
самой приспособиться к ним.
Образ девушки-партизанки, которую она играла, с каждым спектаклем все
больше освобождался от возвышенной шелухи. Она играла так просто, так
буднично и вместе с тем с такой силой, что ни у кого уже не оставалось
сомнения в ее призвании.
Незнакомые девушки и парни оглядывались на нее, она сама слыхала, как
они шептались между собой. Три очень молодых парня шли ей навстречу, громко
споря о чем-то. Увидев ее, они замолчали и остановились. Один из них,
наверное самый отчаянный, выкрикнул:
- Здравствуй, Зоя!
Она улыбнулась и ответила:
- Здорово, ребята!
В это время она почувствовала то, что никогда не удавалось
почувствовать на сцене: ей показалось, что она на самом деле та самая
советская девушка Зоя, такая, какой бы стала та, героическая партизанка,
если бы не было войны. Она, конечно, училась бы и ходила бы по улицам своего
города, и встречные парни заглядывались бы на нее и говорили: "Здравствуй,
Зоя". И она отвечала бы так же задорно, как ответила Женя: "Здорово,
ребята".