"Лев Правдин. Область личного счастья. Книга 2" - читать интересную книгу автора

Тот искательно улыбнулся и, постучав где-то у себя под козырьком,
пояснил:
- Дефицит.
На его лице то мгновенно появлялась, то так же мгновенно исчезала
какая-то скользящая, неуловимая улыбка, будто он даже не улыбается, а просто
играет мускулами лица, обтянутыми морщинистой, угреватой кожей.
- Скажите ему, пусть встанет, - приказал Виталий Осипович.
- Встань, Симеон, - спокойно сказал франтоватый и снова пояснил: - Бога
ищет...
- Бога ищу, коему поклонитеся, - равнодушно пояснил толстяк и начал
медленно подниматься.
Виталий Осипович решил: жулик. И спросил:
- Это он перед всеми так ломается?
- Нет. Начальство отмечает особо.
- Жулик он, видать.
- Симеон-то? Нет. Где ему! - неуловимо улыбнулся франтоватый. - Здешнее
население за святого почитает.
- Ну это один черт: что святой, что жулик.
- И так бывает...
- Ему в психобольнице место.
- Он уже везде побывал. И у психов, и в тюрьме. Нигде, оказывается, не
нужен. Выгнали в мир. Он невредный. Уж вы не беспокойтесь.
- А я и не беспокоюсь, - сказал Виталий Осипович и пошел вперед, прямо
на сопящую в темноте тушу Симеона.
Тот не торопясь отступил в сторону, но немного, так что Виталий
Осипович, проходя мимо, ощутил на щеке его тяжелое, жаркое сопение, как
будто прошел мимо большого животного.
- Спокойного вам сна, - улыбнулся спутник толстяка, делая вид, что
уступает дорогу.
Он просто слегка подался в сторону всем своим широким телом, и когда,
проходя, Виталий Осипович толкнул его плечом, он не покачнулся даже, но
сочувственно заметил:
- Какие в тайге дорожки узкие. Не разойтись...
Утром Виталий Осипович спросил Лину, не знает ли она, кто эти вновь
появившиеся люди.
Прищурив глаза, словно соображая, о ком идет речь, Лина на секунду
задумалась. Потом тряхнула сережками и ответила своим четким голосом:
- Эти вновь появившиеся люди - здешние старожилы...
Виталий Осипович посмотрел на нее. Лина поняла: ждет исчерпывающего
ответа. Поэтому она, не ожидая расспросов, рассказала все, что знала сама и
что слыхала от других.
Толстый - Семен Ощепков - как водится, в Край-бора половина деревни
однофамильцы - имел прозвище Симеон-Коряга. И вот за что: когда началась
война, Семену исполнилось тридцать лет. Он был здоровый, сильный мужик,
отличный мастер плотогонного и всякого таежного дела, удачливый охотник.
Такому бы только жить да жить, широко, как подобает человеку.
А мать его была женщина нелюдимая, и оттого ей казалось, что все ее
ненавидят. И даже бог, которому она истово служила, тоже ненавидел ее и все
время испытывал, насылая разные сомнения. Это ее ожесточило до того, что она
возненавидела все на этом и на том свете. Она верила так исступленно, что