"Антуан Франсуа Прево. История одной гречанки" - читать интересную книгу автора

своих намерений; поэтому она подошла ко мне, чтобы осведомиться о них. Я
счел неуместным вдаваться в долгие объяснения при силяхтаре, а только
подтвердил, что и впредь буду оказывать ей необходимую помощь; затем я
проводил ее до порога и передал своим слугам, приказав тайно отвезти ее к
учителю. В Константинополе имеются особые кареты, предназначенные для
женщин.
Меня удивило, что силяхтар не только не воспротивился ее желанию
уехать, но сам распорядился, чтобы отворили ворота, а когда я вернулся к
нему, то нашел его вполне успокоившимся. Он сдержанно попросил меня
выслушать, что он надумал.
- Великодушные чувства, побуждающие вас заботиться о благополучии этой
девушки, заслуживают всяческой похвалы, а от бескорыстия вашего я просто в
восторге, - сказал он. - Но, раз вы считаете ее достойной такого
отношения, значит вы о ней высокого мнения, а это может только подогреть
нежность, которую она вызвала во мне. Она свободна, - продолжал он, - и я
не упрекаю вас в том, что вы предпочли позаботиться о ее судьбе, а не
удовлетворить мое желание. Но прошу вас об одной только милости и обещаю
не злоупотреблять ею. А именно: без моего ведома не давайте согласия на ее
отъезд из Константинополя. Такое обещание свяжет вас ненадолго, - пояснил
он, - ибо я со своей стороны обещаю, что через четыре дня разъясню вам
свои намерения.
Я охотно согласился на эту просьбу, опасаясь прогневить его, и был
очень рад, что такою ценою удается сохранить его уважение и дружбу.
В тот день мне предстояли еще кое-какие дела, поэтому посещение юной
гречанки пришлось отложить до вечера. Случайно я встретился с Шерибером.
Он сказал мне, что виделся с силяхтаром и что тот в восторге от своей
новой рабыни. Их встреча могла состояться только после моего ухода от
силяхтара. Скромность, побудившая силяхтара так тщательно соблюсти нашу
тайну, еще более убедила меня в его благородстве. Шерибер же всячески
расхваливал ему меня. То, как вельможа говорил обо мне с пашой, убеждало
меня, что оба они мои преданнейшие друзья. И я был признателен им за это.
У меня не было особых причин гадать, к чему могут привести этот прилив
дружеских чувств и обещание, взятое с меня силяхтаром; поэтому и ум мой, и
сердце были вполне спокойны, и, когда я вечером приехал к учителю,
намерения у меня оставались все те же.
Мне сказали, что юная гречанка, уже успевшая сменить имя Зара, которое
она носила в рабстве, на Теофею, ждет меня с великим нетерпением. Я вошел
к ней. Она сразу же бросилась мне в ноги и обняла их, заливаясь слезами. Я
тщетно пытался поднять ее. Сначала она не в силах была произнести ни
слова, а только вздыхала; когда же вихрь обуревавших ее чувств стал
утихать, она принялась называть меня своим избавителем, отцом,
Провидением. Мне никак не удавалось сдержать порывы, в которых, казалось,
исходит вся ее душа. Я сам был до слез растроган знаками ее
признательности, так что у меня не хватало сил отклонить ее нежные ласки и
я не стеснял ее. Наконец, когда я заметил, что она мало-помалу
успокаивается, я поднял ее, усадил поудобнее и сам поместился рядом.
Немного отдышавшись, она спокойно повторила то, что тщетно пыталась
высказать сквозь рыдания. В ее словах звучала горячая благодарность за
услугу, которую я ей оказал, восторг перед моей добротой, пламенная мольба
к небу, чтобы оно сторицей воздало мне за то, чего самой ей не оплатить