"Антуан Франсуа Прево. История одной гречанки" - читать интересную книгу автора

предоставили множество рабов для услуг. Некоторое время я провела в
одиночестве; мне давали всяческие наставления с целью подготовить меня к
тому, что мне суждено: в первые дни, когда я наслаждалась, видя, что
исполняется малейшее мое желание, что к моим услугам все, что может мне
понравиться, и даже прихоти мои немедленно удовлетворяются, - я упивалась
счастьем, какое только можно себе представить. Радости моей не было
границ, когда, недели две спустя, паша пожаловал ко мне и сказал, что
считает меня самой привлекательной из своих женщин и что он распорядился,
чтобы ко всем его прежним щедротам добавили еще множество разных подарков,
- так что обилие их порою даже превышало мои желания. А что касается его
притязаний, то они, ввиду его преклонного возраста, были весьма умеренны.
Однако он приходил ко мне по нескольку раз в день. Свойственная мне
живость, веселое настроение, сказывавшееся во всех моих движениях, явно
забавляли его. Так длилось месяца два, и то была, пожалуй, самая
счастливая пора моей жизни. Но я мало-помалу привыкала ко всему, что могло
удовлетворить мои желания. Я перестала сознавать свое счастье, потому что
ничто уже не радовало меня. Я перестала наслаждаться тем, что малейшие мои
прихоти сразу же исполняются, и мне уже не приходится отдавать никаких
распоряжений. Роскошь моих покоев, обилие и великолепие драгоценностей,
пышность нарядов - все это уже не воспринималось мною, как прежде. То и
дело, тяготясь сама собою, я обращалась к окружающим меня вещам: "Дайте
мне счастье!" - говорила я золоту и алмазам. Но все вокруг было
бесчувственным и безгласным. Я решила, что меня подтачивает какой-то
неведомый недуг. Я сказала об этом паше, а он и сам заметил во мне
перемену. Он подумал, что тоска моя - от одиночества, в котором я провожу
часть дня, хотя он и нанял для меня учителя рисования, потому что я
сказала ему о своей склонности к этому виду искусства. Он предложил мне
перейти в общие женские хоромы, куда до сих пор не помещал меня лишь
потому, что хотел выделить среди остальных. Новизна того, что я там
увидела, несколько оживила меня. Я с удовольствием участвовала в общих
развлечениях и плясках и надеялась, что раз нам суждена общая участь, то
найдется нечто общее и в наших склонностях и привычках. Но хотя женщины
всячески старались сблизиться со мной, мне сразу же стали противны их
повадки. Интересы у них оказались самые мелочные, отнюдь не
соответствующие тому, к чему меня смутно влекло и чего я желала, еще не
изведав. Я прожила в такой среде около четырех месяцев, не принимая
никакого участия в том, что там творилось, была верна своим обязанностям,
избегала обидеть кого бы то ни было, и подруги любили меня даже больше,
чем мне того хотелось. Паша по-прежнему пестовал свой сераль, однако его
пристрастие ко мне заметно ослабевало. В первое время мне это было очень
обидно, но, словно вместе с настроением изменились и мои помыслы, теперь я
сносила его охлаждение совершенно равнодушно. Порою я ловила себя на том,
что погружаюсь в какие-то смутные мечты, в которых не могу себе самой дать
отчета. Мне казалось, что чувства мои глубже моих познаний и что душа
жаждет такого счастья, о котором я не имею ни малейшего представления. Как
и в дни, проведенные в одиночестве, я недоумевала, почему же я
несчастлива, хотя и получила все, чего мне хотелось для счастья. Я
задавалась вопросом, нет ли в доме, где сосредоточены все сокровища и
богатства, такой радости, которой я еще не вкусила, не может ли
совершиться тут перемена, которая развеяла бы мою постоянную тревогу. Вы