"Антуан Франсуа Прево. История одной гречанки" - читать интересную книгу автора

что вы дочь того самого греческого вельможи, жену которого похитил
негодяй, преступно наделивший вас своим именем.
Мои слова произвели на нее ошеломляющее впечатление. Она в каком-то
исступлении поднялась с места.
- Ах, я так долго размышляла об этом! - воскликнула она. - Но я боялась
обольщаться, не имея никаких доказательств. Значит, вы считаете, что это
возможно?
Тут глаза ее затуманились слезами.
- Увы! - добавила она тотчас же, - зачем предаваться предположениям,
которые могут только усугубить мой позор и мои страдания?
Не вникая в смысл, который она придает словам "позор" и "страдания", я
постарался отогнать эти мрачные образы, убеждая ее, что, напротив, она
должна только радоваться при мысли, что отец ее кто-то другой, а не
подлец, выдающий себя за отца.
Ее сомнения, казалось мне, лишь подтверждают мои догадки; поэтому я
настоятельно просил ее не только припомнить все, что могло бы пролить свет
на ее детские годы, но и сказать - не слыхала ли она на суде у кади имя
греческой дамы, дочерью которой я считаю ее, или хотя бы имена людей,
обвинения коих привели к казни несчастного виновника всех ее бедствий. Она
ничего не помнила. Но, когда я упомянул кади, у меня мелькнула мысль,
нельзя ли выведать что-нибудь у этого чиновника, и я обещал Теофее на
другой же день навести кое-какие справки. Так этот вечер, который я мечтал
посвятить любовным забавам, прошел в обсуждении деловых, житейских
вопросов.
Уходя от нее, я пожалел, что был чересчур сдержан с женщиной, только
что вышедшей из сераля, особенно после того, что она сама рассказала мне о
прочих обстоятельствах своей жизни. Я задавал себе вопрос: если
предположить, что она действительно расположена ко мне, как я замечал до
сих пор, то намерен ли я вступить с нею в связь и, как говорится во
Франции, взять ее на содержание; теперь такие отношения уже представлялись
мне гораздо желаннее, чем раньше, и, думал я, мне следует, не прибегая к
излишним ухищрениям, просто сделать ей соответствующее предложение. Если
она примет его благосклонно, в чем, казалось мне, я могу быть вполне
уверен, то страсть силяхтара ничуть не должна меня беспокоить, ибо он
самолично уверял меня, что не собирается ничего добиваться путем насилия.
Если же наведенные мною справки прольют свет на ее происхождение (а это
несколько возвысило бы ее в моих глазах, хотя и не стерло бы следов
унижений, о которых она мне поведала), то, что бы я ни узнал, правда может
только усилить мое влечение к ней, ей же она ничуть не помешает вступить
со мною в те отношения, какие я хотел ей предложить. Я окончательно
утвердился в своем намерении. По этому можно судить, как далек я еще был
от истинной любви.
На другой день я отправился к кади и напомнил ему о греке, которого он
приговорил к смерти. Он отлично помнил дело и рассказал мне все
подробности; мне хотелось знать имена людей, причастных к этой истории, и
я был очень рад, что он по нескольку раз упомянул их. Греческого вельможу,
у которого похитили жену, звали Паниота Кондоиди. Не кто иной, как он,
опознал похитителя на улице и потребовал, чтоб его задержали. Но встреча с
преступником, добавил кади, не принесла греку радости, а только утолила
его жажду мести: ни жену его, ни дочку, ни драгоценностей разыскать не