"Антуан Франсуа Прево. История одной гречанки" - читать интересную книгу автора

коих, вероятно, стоит и корабль мессинца, вызывал у меня жгучую тревогу.
- Итак, вы покидаете меня, Теофея, - сказал я грустно. - Приняв решение
бросить человека, который так вам предан, вы не посчитались с тем, какое
это причинит ему горе. Но зачем было покидать меня, не поделившись своими
планами? Разве я, по-вашему, злоупотребил оказанным мне доверием?
Она потупилась, и я заметил, что по щекам ее сбежало несколько
слезинок. Потом, в смущении обратив на меня взор, она стала уверять, что
не может упрекнуть себя в неблагодарности; если учитель, сказала она,
передал мне, до чего тяжело было ей расставаться со мною, то я должен
знать, как она мне за все признательна. Она продолжала оправдываться,
приводя те же доводы, какие уже передал мне учитель, а что касается юного
Кондоиди, присутствие коего в ее комнате должно было удивить меня, то она
призналась, что, когда случайно увидела его в гавани, ей вспомнилась
сердечность, с какою он отнесся к ней накануне, и она велела окликнуть
его. То, что она узнала от него, могло только побудить ее поторопиться с
отъездом. Кондоиди сказал сыновьям, что у него не остается ни малейшего
сомнения в том, что она действительно его дочь; но он по-прежнему не
только не намерен принять ее в свою семью, но и решительно запрещает
сыновьям поддерживать с нею какую-либо связь; он не объяснил им своих
дальнейших намерений, но, по-видимому, вынашивает какой-то зловещий план.
Юноша был в восторге, что опять встретился с сестрою, к которой он
чувствовал все большее расположение, и сам посоветовал ей остерегаться
родительского гнева. Узнав, что она решила уехать из Константинополя, он
предложил сопутствовать ей в этом путешествии.
- Что другое, кроме бегства, могли бы вы посоветовать несчастной и что
другое оставалось мне предпринять? - воскликнула Теофея.
Я мог бы возразить, что если главная причина ее побега - страх перед
разгневанным отцом, то жалобы мои вполне основательны, ибо о родительском
гневе она узнала уже после того, как решила уехать. Но желание удержать ее
было у меня сильнее всяких рассуждений, и тут даже брату ее я не вполне
доверял; поэтому я сказал, что если и допустить, что отъезд ее разумен и
необходим, то следует принять некоторые меры предосторожности, без коих ей
грозят всевозможные напасти. Еще раз попрекнув ее тем, что она
недостаточно полагается на мою готовность служить ей, я просил повременить
с отъездом, чтобы я мог подыскать более надежную оказию и избавить ее от
путешествия с незнакомым капитаном. Что же касается юного Кондоиди, то я
похвалил его за доброе сердце и предложил Теофее взять его ко мне; в моем
доме он найдет житейские удобства и заботливое воспитание и ему не
придется сожалеть о родительском крове. Не знаю, только ли застенчивость
побудила ее безропотно уступить моим просьбам; но она молчала, и я
истолковал это как согласие последовать за мною. Я послал за каретой и
решил самолично отвезти ее к учителю. Он шепнул ей на ухо несколько слов,
которые я не разобрал. Узнав от нее, кто я такой, юноша несказанно
обрадовался моим предложениям; зато у меня сложилось еще худшее мнение об
отце, раз с ним так охотно расстаются его дети. А одной из причин, почему
я пригласил к себе юношу, было желание досконально узнать все, что
касается этого семейства.
Я решил, что по возвращении к учителю не буду откладывать своего
признания и скажу Теофее о том, какие имею на нее виды. Но мне никак не
удавалось под благовидным предлогом избавиться от молодого Кондоиди, - он,