"Антуан Франсуа Прево. История одной гречанки" - читать интересную книгу автора

принести умиротворение моему сердцу и уму.
Однако едва только мысли мои под влиянием тьмы и безмолвия начали
проясняться, как все события, прошедшие передо мною за день, стали
удивительно живо возникать в моем воображении. Я не забыл ни единого
слова, сказанного Теофеей, и теперь, вспоминая их, чувствовал только
досаду и замешательство. Я даже без особого труда понял, что легкость, с
какою я решил оставить ее в покое, и безразличие, с каким расстался с нею,
объяснялись теми же чувствами. Некоторое время я твердо придерживался
этого образа мыслей и упрекал себя в слабости. Мне следует краснеть за то,
что я столь неосторожно позволял себе увлекаться подобного рода девушкой.
И как влечение к ней могло ввергнуть меня в такую тревогу и растерянность?
Ведь Турция полна невольниц, от которых я мог бы ждать таких же утех! Не
хватало мне только, - добавлял я, высмеивая собственное безрассудство, -
не на шутку воспылать страстью к шестнадцатилетней девочке, извлеченной
мною из константинопольского сераля, которая поступила в сераль Шерибера,
быть может, после того, как побывала во многих других! Думая о том, что
она отказала мне в милостях, которые расточала, вероятно, не малому числу
турок, я потешался над собственной наивностью, из-за которой столь дорожил
объедками старика Шерибера. Но особенно дивился я тому, как Теофея могла в
короткий срок так высоко оценить свои прелести, а также тому, что первым
мужчиной, к которому она обратилась с предложением купить их, оказался
француз, да еще такой опытный в обращении с женщинами, как я.
Полагаясь на свойственную мне доброту, о которой окружающие судят по
моему лицу и манерам, она решила именно с меня начать дурачить мужчин, -
рассуждал я. - И юная кокетка, которую я считал простодушной и наивной,
пожалуй, намеревается долго водить меня за нос с помощью всевозможных
уловок.
Слегка заглушив обиду этими оскорбительными рассуждениями, я стал
обдумывать смысл случившегося несколько спокойнее. Я припоминал, как вела
себя Теофея со времени нашей первой встречи в серале Шерибера. Она никогда
не упускала случая в любых, даже самых незначительных поступках, в любом
разговоре подтвердить намерения, которые я ей приписывал. Я не раз
удивлялся тому, как охотно пользуется она возможностью высказаться в духе
самой строгой морали. Я восторгался глубиной и непогрешимостью ее
суждений. Правда, порою она не в меру увлекалась, и восторженность эта
порождала некоторые сомнения в ее искренности. Я считал такие речи просто
упражнением для ума или следствием избытка новых впечатлений, вызванных
рассказами о наших обычаях и нравах, рассказами, которые не могли не
воспламенять ее мятущееся воображение. Но зачем быть несправедливым и
почему не поверить, что при хороших задатках и незаурядном уме она на
самом деле потрясена многими мыслями и воззрениями, ростки коих находит в
своем собственном сердце? Ведь она решительно отклонила предложения
силяхтара! Ведь она задумала расстаться и со мною, чтобы отправиться в
Европу в поисках положения, соответствующего ее взглядам! Если же она
впоследствии согласилась принять мое покровительство, так нет ничего
удивительного в том, что она прониклась доверием к человеку, который
раскрывал перед ней картины добродетельной жизни, уже привлекавшей ее. А в
таком случае разве не заслуживает она уважения? И кому же больше уважать
ее, как не мне? Ведь я начал служить ей бескорыстно, не отвлекая ее от
похвальных намерений легкомысленными, безнравственными предложениями, и