"Антуан Франсуа Прево. История одной гречанки" - читать интересную книгу автора

что силяхтар мнил себя всемогущим, я не мог, признавшись, что она
находится в моем доме, не принимать его там, как только он этого пожелает.
А это было совершенно нежелательно как для Теофеи, так и для меня самого.
Я вышел из затруднения, решившись действовать совсем иначе; мне пришел в
голову план - пожалуй, единственный, который мог удаться со столь
великодушным человеком: я направился прямо к нему. Боясь, как бы его
жалобы не затруднили мою задачу, я предупредил какие-либо расспросы с его
стороны и сразу же сказал, что предложения его отвергнуты только потому,
что юная гречанка склонна придерживаться добродетельного образа жизни -
такого, о котором в Турции женщины имеют лишь слабое представление. Я даже
не скрыл от него, что сам был крайне удивлен подобным решением и поверил
Теофее лишь после некоторого испытания; но, обнаружив у столь юной особы
чувства, достойные всяческих похвал, я решил всеми силами помогать ей в
этом, а хорошо зная его, я не сомневаюсь, что он поступит так же.
Всю эту речь я построил весьма осмотрительно и позже пожалел только о
последних вырвавшихся у меня словах. Как я и ожидал, силяхтар ответил, что
глубоко уважает чувства Теофеи, описанные мною, и что он никогда и не
помышлял пренебрегать ими, вступая с нею в те отношения, о каких мечтал.
Потом, сославшись на то, что я о нем столь лестного мнения, он стал
уверять меня, что любовь его к Теофее растет вместе с уважением к ней и
поэтому ему хочется лично сказать ей, как высоко он ее ценит. Я не мог
отклонить его предложение изредка сопровождать меня в Орю, и мне пришлось
пообещать ему полную свободу, какой пользуются там все мои друзья, с той,
однако, оговоркой, что Теофея, в соответствии с данным мною клятвенным
обещанием, сама будет решать, кого ей угодно допустить в свою обитель.
Хотя я не без оснований упрекал себя в том, что дал силяхтару лазейку,
которою он, как видно, воспользуется, я все же был очень рад, что,
благодаря своей откровенности, развеял мучившие меня сомнения, и теперь
меня уже не страшили его посещения Орю. Если бы я поколебался обещать ему
это удовольствие, он мог бы обидеться; до сего времени его прямота, а
также высокое мнение о моем чистосердечии предохраняли его от всяких
подозрений, а откажи я ему в его просьбе, они у него сразу же зародились
бы и не замедлили подорвать нашу дружбу. Покидая его, я думал только о
том, как исполнить все обещанное мною Теофее. Зная об ее увлечении
живописью, которое пока что ограничивалось изображением цветов, ибо закон
запрещает туркам воспроизводить какие-либо живые существа, я стал
подыскивать художника, который мог бы преподать ей рисунок и портретную
живопись. Я стал выбирать ей также и учителей для занятий предметами,
изучаемыми в Европе, и тут мне пришла в голову мысль, которую я долго
отвергал; но по воле Провидения, пути коего неисповедимы, эта мысль в
конце концов все же восторжествовала. Поскольку я был убежден, что молодой
Кондоиди - брат Теофеи, мне казалось вполне естественным воспитывать их
вместе, тем более что почти все преподаватели, приглашенные мною,
занимались с ними обоими. Такой план предполагал, что и Кондоиди поселится
в Орю, а у меня не находилось никаких возражений против этого; я даже
радовался, что у Теофеи будет постоянная компания, которая избавит ее от
скуки одиночества. Каюсь, я не вполне понимал главную трудность,
заключавшуюся в этом замысле, и, пожалуй, именно необходимость преодолеть
ее и помешала мне заняться другими, более разумными планами. Я смутно
предчувствовал, не решаясь признаться самому себе, что постоянное