"Антуан Франсуа Прево. История одной гречанки" - читать интересную книгу автора

Первые уроки нашего языка дал ей я сам. Она делала поразительные
успехи. Я говорил ей, что изучение языка принесет прекрасные плоды,
которые она оценит, когда сможет заняться чтением, и ей не терпелось
дождаться дня, когда она будет понимать, что написано в лежащей перед нею
книге. Мне хотелось этого не меньше, чем ей, и я отчасти удовлетворял ее
любознательность, заранее набрасывая перед ней образы, которые она в более
совершенном и законченном виде найдет у лучших наших сочинителей. Я не
упускал из виду ничего, что имело хотя бы отдаленное отношение к моим
чувствам. Мне было неизъяснимо сладостно видеть и слышать ее, и я словно
пьянел от этих невинных радостей. Я боялся вновь проявить слабость и тем
самым погубить доверие, которое она мне вернула; меня уже не мучил тот
накал, в силу которого отказ от некоторых наслаждений столь тягостен в
моем возрасте, и я сам удивлялся тому, что, не задумываясь, легко
отказываюсь от них, хотя прежде не придерживался слишком суровых правил в
отношении женщин, особенно в стране, где требования плоти возрастают
соответственно с существующей там свободой удовлетворять их. Раздумывая
впоследствии над причиной этой перемены, я предположил, что естественные
потребности, являющиеся источником желаний, принимают у человека любящего
другое направление, отличное от того, единственным двигателем коего служит
любовный пыл, присущий юности. Впечатление, производимое на нас красотою,
приводит к тому, что действие естества раздваивается. И то, что я называю
естественными потребностями, возносится - чтобы отторгнуть все мысли,
кажущиеся низменными, - по тем же путям, по каким оно поступало в обычные
вместилища, вливается в кровь, вызывает в ней некое брожение или
воспламенение, коим и возможно ограничить собственно любовь, а затем
возвращается в центр, способствующий плотскому осуществлению желаний,
однако возвращается туда лишь в том случае, если это осуществление
возможно.
Появление силяхтара порою нарушало эту упоительную жизнь. Я подготовил
свою воспитанницу к его посещениям: желая приучить ее относиться к
мужскому обществу иначе, чем относятся к нему турчанки, которые и не
представляют себе, что с мужчинами у них могут быть какие-то иные
отношения, помимо любовных, я посоветовал ей принимать силяхтара
почтительно, как человека, уважение коего делает ей честь, в то время как
его любовь уже не должна ее тревожить. Он подтверждал мнение, которое у
меня составилось о нем, ибо вел себя так скромно, что я восхищался им. Мне
довольно трудно было постичь природу его чувств - ведь единственный путь,
который мог бы дать ему некоторую надежду на их удовлетворение, отныне был
для него закрыт как взятыми им на себя обязательствами, так и отказом
Теофеи, а потому ему уже не на что было рассчитывать в будущем, настоящее
же не могло предоставить ему ничего иного, кроме скромного удовольствия от
серьезной беседы, да к тому же еще не столь продолжительной, как ему
хотелось бы. Теофея благосклонно принимала его всякий раз, как он приезжал
в Орю, однако не принуждала себя скучать с ним, когда он чересчур
засиживался. В таких случаях она покидала нас, чтобы вместе с братом опять
приняться за учение; мне же в ее отсутствие приходилось выслушивать нежные
признания гостя. Теперь у него уже не было ясного плана; он ограничивался
тем, что в неопределенных выражениях изливал свои восторги, и я в конце
концов понял, что, слыша от меня рассказы об утонченной любви, прелесть
которой заключается в сердечных переживаниях, - причем она почти неведома