"Антуан Франсуа Прево. История одной гречанки" - читать интересную книгу автора

его соотечественникам, - он стал ценить такого рода чувства и решил
предаться им. Вместе с тем я удивлялся, что он довольствуется возможностью
тешить сердце нежными чувствами и не выказывает ни малейшей горечи и
нетерпения от того, что не может добиться взаимности.
Несмотря на эти сомнения, я встречался с ним без особого
неудовольствия, ибо, сравнивая его удел со своим, считал себя счастливее:
ведь втайне я еще питал кое-какие надежды.
Однако мое спокойствие было отчасти нарушено открытием, для меня
совершенно неожиданным; оно повлекло за собою ряд других событий,
принесших мне в дальнейшем немало глубоких огорчений. Я прожил в Орю около
полутора месяцев и, изо дня в день наблюдая за окружающими, радовался, что
в доме царят мир и довольство. Синесий неотступно находился при Теофее, но
и я тоже почти не расставался с нею. Я не замечал в их близости ничего,
что шло бы вразрез с моим убеждением, что они родственники или, лучше
сказать, - поскольку я был уверен, что они дети одного родителя, - их
дружба не внушала мне никаких подозрений. Синесий, к которому я относился
нежно, как к родному сыну, и который действительно заслуживал этого своим
нравом, однажды пришел поговорить со мною. После двух-трех незначительных
фраз он совсем просто заговорил о нежелании его отца признать Теофею;
потом, к моему удивлению, - ибо речь его звучала для меня непривычно, -
сказал, что, как ему ни приятно думать, что у него такая прелестная
сестра, он все же никак не может убедить себя в том, что он - ее брат. Я
был поражен столь неожиданным признанием, а потому предоставил ему полную
возможность высказаться.
- Исповеди негодяя, казненного по приговору кади, - сказал он, -
достаточно, чтобы считать отказ отца вполне основательным. Какой был смысл
человеку, которому грозила плаха, скрывать, чья дочь Теофея? Не очевидно
ли, что, после того как он уверял, что дочь Кондоиди и ее мать умерли, он
стал утверждать противное лишь с целью подкупить судью постыдным
предложением или добиться отсрочки казни? Трудно допустить, - добавил
Синесий, - что столь безупречное существо может быть дочерью этого
подлеца; но она не может быть также и дочерью Паниота Кондоиди, и
множество обстоятельств, разговоры о коих я слышал в своей семье, не
позволяют мне всерьез льстить себя таким предположением.
Хотя Синесий и казался вполне искренним, речь, заведенная им по
собственному почину и столь противная прежнему его отношению к Теофее,
зародила во мне чудовищные подозрения. Я знал, что он достаточно умен,
чтобы в случае надобности схитрить; кроме того, мне помнилась поговорка о
чистосердечии греков, приведенная однажды силяхтаром. Я сразу же понял,
что в сердце Синесия произошла какая-то неведомая мне перемена и что - то
ли тут ненависть, то ли любовь, - отношение его к Теофее стало иным. После
такого признания я решил, что мне уже не грозит быть одураченным столь
юным существом. Наоборот, я собрался незаметно для него проведать о его
намерениях, однако сделал вид, будто готов даже охотнее, чем он ожидал,
содействовать ему в преодолении трудностей, о которых он мне рассказал.
- Я так же не уверен в происхождении Теофеи, как и вы, - сказал я, - и
думаю, что, в конечном счете, слово вашей семьи в данном вопросе является
решающим. А потому, как только вы сообща решите не признавать ее своей
родственницей, ей уже будет зазорно настаивать на своих требованиях.
Я заметил, что ответ мой очень обрадовал юношу. Но в то время как он