"Антуан Франсуа Прево. История одной гречанки" - читать интересную книгу автора

к нам, я понял, как она взволнована. Увидев нас вместе, она подумала, что
я откликнулся на ее мольбу и пришел возвестить ей о ее освобождении.
Первые любезные слова паши вполне могли подкрепить такую надежду. Он очень
ласково и учтиво сказал ей, что, как он ни расположен к ней, он не мог не
уступить могущественному другу своих прав на ее сердце; но он утешается
тем, добавил паша, что может поручиться ей, что она попадает в руки
благороднейшего человека; вдобавок это один из самых влиятельных вельмож
империи, и он может, благодаря своему богатству и страстной натуре,
осчастливить женщин, которым суждено нравиться ему. Он назвал силяхтара.
Гречанка обратила на меня отчаянный взгляд, лицо ее сразу приняло скорбное
выражение, словно она упрекала меня за то, что я превратно понял ее
намерения. Она догадывалась, что не кто иной, как я освобождаю ее из
сераля Шерибера, однако лишь для того, чтобы отдать ее из одного рабства в
другое и что, следовательно, я неверно истолковал ее слова или не
посчитался с побуждениями, о коих она поведала мне, прося ей помочь.
Шерибер же был твердо убежден, что волнение девушки объясняется не иначе
как сожалением о предстоящей разлуке с ним. Она еще более укрепила его в
этом заблуждении, когда стала уверять, что если уж ей суждено жить в таких
условиях, то она желала бы другого хозяина; скорбь ее изливалась в столь
нежных и настоятельных жалобах, что, как я заметил, паша уже готов был
забыть свое обещание. Но я принял его колебания всего лишь за преходящий
порыв и был взволнован ими куда меньше, чем слезами прекрасной гречанки; я
поспешил прийти к обоим на помощь, сказав им несколько ободряющих слов.
- Горе, которое причиняет паше разлука с вами, должна служить вам
утешением, - сказал я невольнице. - А если вас тревожит мысль о том, что
ждет вас у силяхтара, то я с ним в таких хороших отношениях, что могу
поручиться: там вы будете счастливы и станете полной хозяйкой своей
судьбы.
Она подняла на меня взор и так проникновенно заглянула мне в глаза, что
прочла в них мою мысль. Шерибер не усмотрел в моих словах ничего, что
противоречило бы его намерениям. После этого наша беседа проходила
спокойнее. Он засыпал ее подарками и пожелал, чтобы я принял участие в их
выборе. Потом он попросил меня не осудить его за желание обойтись с ней
запросто и увел ее в другую комнату, где они пробыли наедине более
четверти часа. Я убежден, что он поступил так только потому, что хотел в
последний раз доказать ей свое расположение. Я отнесся к его поступку без
малейшего волнения, и это служит порукой, что сердце мое ничуть не было
затронуто.
Между тем дело зашло так далеко, что уже нечего было раздумывать, и я
поспешил домой за тысячью экю и немедленно отвез деньги силяхтару. Он
дружески осведомился, не открою ли я своего секрета, а в виде единственной
награды за оказанную им услугу попросил меня сказать по крайней мере каким
образом у меня завязались отношения с рабыней Шерибера. Мне незачем было
таиться, и я рассказал ему, с чего началась эта история и в чем ее
сущность. Когда же он дал мне понять, что трудно поверить, будто только
великодушие побуждает меня услужить столь прекрасной девушке, какою я
описал ему юную гречанку, я поклялся, что ничуть не увлечен ею и, помышляя
лишь о том, как бы вернуть ей свободу, обеспокоен вопросом, что она
намерена предпринять по выходе из неволи; я говорил так искренне, что у
него не могло остаться никаких сомнений насчет моих чувств. Он назначил