"Мария Павловна Прилежаева. Зеленая ветка мая (Повесть) " - читать интересную книгу автора

9

Катя любила в бабушкиной келье стену, сплошь уставленную книжными
полками. Тесные ряды пестрых корешков манили. Толстые, тоненькие. Корешки
читаных и нечитаных книг, каждая - целый мир.
- Последняя радость, оставшаяся мне, - говорила баба-Кока.
Кате нравилось рыться в книгах. Вытащить, полистать, запомнить
название. Какую-то отложит читать. Другую вытащит. И другую.
Бабушкины книжные полки больше пробуждали в ней охоту узнавать, чем
уроки в гимназии. Там все было полезно, необходимо, но почти все
довольно-таки скучно.
Баба-Кока позволяла Кате рыться в книгах сколько душе пожелается, но
говорила - не наставительно, она не привыкла наставлять, - просто
делилась:
- В твои годы я хватала подряд, что попадется. Иной раз на такой
романчик наткнешься, после никак мусор из головы не выветришь. Надо
находить и ценить талантливую, умную книгу. Не все книги равны. Вот,
например... Ты вот все повести пишешь, - сказала баба-Кока, и Катя,
стоявшая к ней спиной на стремянке, доставая с верхней полки том истории
Ключевского, в ожидании замерла.
Она привыкла к славе. На нее из других классов приходили глядеть, вот
до чего дело дошло! Она раздавала свои повести девочкам, в первую очередь
тем, кто громче восхищался ее творчеством. У Лины Савельевой целая
библиотека скопилась Катиных повестей.
- Ты тут оставила одну, а я познакомилась, - сказала баба-Кока и
громко, с выражением стала читать: - "В черном небе сверкали зловещие
молнии и грохотал гром, похожий на рыкание льва. Девочка в бархатном
платье с кружевным воротничком стояла у окна. У нее были голубые, как
фиалки, глаза. Локоны опускались на плечи..." Фу-ты! - шумно вздохнула
Ксения Васильевна, кладя Катино произведение на стол, отодвигая дальше от
себя уничтожающим жестом. - Чего не нагородила! И локоны и фиалки! Откуда
только взялось? Вздор сочиняешь, мать моя. Героини твои разнаряженные,
красавицы, а ни жизни, ни живого словца. Выдумки все. Бросила бы ты свои
выдумки.
Стоя к бабке спиной, Катя леденела от ужаса и чувствовала: щеки
пылают, уши пылают, вся горит на костре.
- Знаю, неприятно. Одних приятностей от жизни не жди. Да слезь ты с
вышки своей, подойди, - велела баба-Кока.
Катя слезла со стремянки. Баба-Кока указала на низенькую скамеечку
для ног возле кресла.
- Сядь.
Катя села.
- Если уж терпения нет, охота писать, - сказала бабушка, -
пригляделась бы к жизни, рисовала бы жизнь. Писательница! - безжалостно
усмехнулась она. - А что вокруг разглядела? О чем поразмыслила? За Фросей
ничего не заметила?
- А что?
- Какая-то стала погашенная.
Верно, Фрося последнее время не та. Фрося именно стала погашенной.
Как точно подметила баба-Кока! И ходить стала к ним реже. Прибежит,