"М.М.Пришвин, В.Д.Пришвина. Мы с тобой. Дневник любви" - читать интересную книгу автора

теряя определение в пространстве и времени, не замечая людей, машин. Наконец
я очнул-ся. Передо мной был дом Литературного музея, куда меня давно
зазывали, чтобы дешевле купить мои архи-вы. Я вошел, спросил В. Д.
Бонч-Бруевича, которого все звали просто "Бончем". Меня провели в приемную и
быстро потом, с большим любопытством пригласили в кабинет. Я не видал этого
литератора, совмещавшего в себе марксизм с интересом к народным религиозным
дви-женьям, лет уже 30. Мы когда-то вместе с ним попадали на такие
религиозные сборища. Сектанты открывались ему в расчете, что через него их
ученье станет всемир-ным. На эту приманку он ловил их, как пескарей на
червя. Теперь это узкое исследование или коллекцио-нирование сектантских
документов обратилось в соби-рание архивов писателей. Я был очередной
жертвой этого располневшего в привычной комнатной работе старого крота. Я
порадовался, что старость сделала его благовиднее. За его столом сидела
миловидная женщина -- его секретарь, Клавдия Борисовна Сурикова.
Теперь, когда я переписываю свой дневник после двух лет со дня этой
встречи, мне странно думать, что она была скорее брюнетка, чем блондинка,
лицо скорее круглое, чем удлиненное, с довольно широкими скула-ми, и глаза
карие. Для меня это была грациозная блондинка с голубыми глубокими
глазами... Мало того, я и теперь остаюсь при своем убеждении в реальности
образа, возникшего во мне, как думаю, музыкально сочувственно из тона
голоса, когда она сказала:
-- Сколько мы вам писали, сколько ждали, и, нако-нец, вы пришли!
Неужели вы не понимаете, что мы ваши лучшие читатели, что ваши же друзья
присылают нам какие-то обрывки ваших рукописей, и мы их хра-ним. Я могу на
память перечислить их... Почему вы нас избегаете?
Я хорошо знаю эту сирену, обманчивый голос в ответ чему-нибудь
написанному,-- эту приманку. Пе-режив много раз, я, в конце концов, удачно
срывался с крючка и приманку выплевывал.
В ответ на задушевный искренний голос сирены я ответил:
-- Хоть мне много лет и я довольно написал книг, но единственную
настоящую книгу свою я еще не написал и уверен, что рано или поздно ее
напишу. Вот почему я сам себе кажусь мальчиком и мне совестно и неприятно
самому себе искать место на вашем клад-бище.
-- Вам не надо искать,-- сказал директор,-- вы большой писатель, и
место вам уже давно заготовлено. А мелодичный голос сирены к этому:
-- Не кладбище у нас, а цветник, и вы самый теперь у нас желанный
цветочек...
Вот на "цветочек" я и попался и проглотил при-манку с крючком. Мы
уговорились, что я на основе своих архивов буду составлять о себе
монографию, большую книгу, и в помощь мне дадут от Музея со-трудника --
секретаря. Сирена подсела ко мне и впол-голоса сказала:
-- Может быть, и я соглашусь в этом вам помогать.
Мне это было приятно и совсем ново: не трудиться над образами и
словами, а прямо пересказывать свою жизнь, свои заветные думы.
Так я попался на удочку славы: цветочек был приманкой, а большой том
монографии с полистной оплатой -- достаточным грузилом.
Сирена позвонила ко мне и спросила, есть ли у меня пишущая машинка?
Если нет, Музей мне поможет приобрести. Секретаря мне будут искать... А еще
про-сила разрешения прийти ко мне с комиссией по Мами-ну-Сибиряку (во главе
с племянником Мамина -- Удинцевым), в которой обещался и я поработать".