"Михаил Михайлович Пришвин. Кащеева цепь (автобиографический роман) " - читать интересную книгу автора

- Где живут бобры голубые? ь
- Там все голубое.
Сладко спит победитель всех страхов на белой постели Марьи Моревны.
Тихий гость вошел с голубых полей. Несет по облакам светлого мальчика
Сикстинская прекрасная дама. Гость пришел не один, с ним вместе с голубых
полей смотрят все отцы от Адама с новой и вечной надеждой: "Не он ли тот
мальчик, победитель всех страхов, снимет когда-нибудь с них Кащееву цепь?!"


ЗВЕНО ВТОРОЕ

МАЛЕНЬКИЙ КАИН

ОТ АВТОРА

С тех пор как я задумал свой старый роман "Кащеева цепь" сделать
романом автобиографическим и, значит, героем в нем выставить самого себя,
ко мне в роман постучалась сама правда. И это дело! А то как же без правды
я удержал бы себя в автобиографическом романе героем.
Но тоже, оказывается, нельзя было оставить и правду одну без себя, без
своего вымысла. Вот почему, наверно, она и постучалась.
Представляю себе на аэродроме самолет: без горючего он не летит, а
торчит и ожидает, пока я не принесу свое горючее - вымысел. И как только я
налил в самолет-правду горючее, так самолет поднимается на воздух.
Это значит, что без моего вымысла правде определено неподвижно лежать
на земле.
То же самое и блестящий-разблестящий вымысел рассыпался бы весь малыми
искрами в глазах самых ничтожных людей, если бы у нас исчезла последняя
надежда всем вместе сойтись и дружным усилием поднять нашу правду на воздух
и всем полететь.
Давно я так про себя думаю о правде и вымысле. До сих пор, когда
собираюсь что-нибудь написать, пользуюсь пониманием правды в ее устремлении
лететь и моим собственным вымыслом как горючим для правды. Так моя домашняя
гипотеза, пособие в работе, никогда не изменяла мне: отдаешься одной правде
- вымысел напомнит о себе, забудешь правду в вымысле - она постучится.
Так вот, когда я выдумал сделать себя самого по всей правде героем
романа, забытая правда постучалась ко мне, и я вспомнил, что роман "Кащеева
цепь" был написан больше тридцати -лет тому назад.
Вместо Кащеевой цепи я стал воспевать радость жизни в природе под
предлогом о.хотничьих рассказов, приближая мало-помалу к моим рассказам
внимание людей, ничего не имеющих общего с охотниками.
Так я приспособлялся к новой читательской среде, не рассчитывая ни на
что, отдаваясь только чувству той современности, где рождается наше
будущее.
Пришло время, правда постучалась ко мне, и я вспомнил, что не довел до
конца давно когда-то начатый роман.
Бывало часто со мной как писателем, что вскоре после окончания своей
какой-нибудь работы являлся тот, скажем, символический читатель: вопрос о
том, будет жить моя вещь или заляжет в темном углу, как залегла безответно
"Кащеева цепь"?