"Михаил Михайлович Пришвин. Кащеева цепь (автобиографический роман) " - читать интересную книгу автора

Символический читатель - это, конечно, я же сам. Можно же себе
представить, в какого читателя разросся я, не видавший тридцать лет текста
своей собственной книги! Взять хотя бы только одну бомбу, брошенную в царя
в 1881 году! Она залегла неподвижной правдой в сердце мальчика Курымушки, и
во что она разрослась потом! А так ведь и за тридцать-то лет разлуки романа
с автором сколько было перемен всяких, сколько пар очков надо было
переменить, чтобы почувствовать жизнь в ее цельности!
Читая по-новому "Кащееву цепь", я только слушал правду, которая
стучалась ко мне независимо от горячего текущего времени.
И я что-то услышал.
Вот почему теперь и пришлось мне затянуть эту оговорку о собственном
творчестве. Роман, получив назначение автобиографического, требует там и
тут указаний, а я все эти тридцать лет - подумать только, наших
революционных лет! - ни разу не прочел "Кащеевой цепи", написанной в первые
годы революции.
Как это могло случиться, что автор за тридцать лет революции ни разу
не прочел свой роман?
Мне кажется, это произошло оттого, что по выходе книги я не нашел на
месте своего читателя. Раньше со мной всегда было так, что, написав
частичку, какую можешь написать в один раз, ты поневоле расстаешься с
написанным и потом возвращаешься к нему не писателем, а читателем. Бывает,
что сам как писатель вчера наслаждался написанным, а когда пришел как
читатель, то сгоряча разорвал рукопись и бросил ее в корзину.
Это самое случилось с "Кащеевой цепью". Написав роман, я не
почувствовал на обычном месте своего читателя.
К этому надо понять, что я сейчас говорю о читателе не в смысле
читателя-потребителя. Книга неплохо написана, и по литературному каналу
тиражи ее разбегались в какие-нибудь две-три недели. Я говорю сейчас не о
читателе, который кушает книгу, вернее слизывает ее вкусную часть для
своего личного отдыха. Мой же органический читатель книгу не кушает, а
переживает ее и вовлекает себя в сотворчество.
И вот этого-то органического читателя не было при вы-
ходе в свет книги, и мне это передалось: в воздухе что-то не то, и дым
несет с другой стороны.
Это расхождение с читателем-другом не повергло меня в отчаяние, потому
что литературная жизнь не закрывала мне собою всю человеческую жизнь и
бесконечную радость в природе.
Вместо "Кащеевой цепи" я стал писать охотничьи рассказы, прославляющие
радость жизни, а "Кащеева цепь" эти все тридцать лет так лежала и лежала
без движения, ждала меня как современного автора, и я хочу теперь получить
право врываться в рассказ, где мне только захочется, и тем самым сохранить
в творческом соотношении и правду, и вымысел.

1954

АРХИЕРЕЙ

Иногда попадешь в такую полосу жизни, плывешь, как по течению, детский
мир вновь встает перед глазами, деревья густолиственные собираются, кивают
и шепчут: "Жалуй, жалуй, гость дорогой!" Являешься на зов домой и там будто