"Анна Присманова "Стихи разных лет"" - читать интересную книгу автора

знаю, перешел ли он "официально" в буддизм, знаю только, что похоронен он
был по буддийскому обряду, высоко духовному и благочестивому "..." Я не
встречал человека, столь скурпулезно следовавшего принципам, которые он
сам для себя поставил"27.
Если его друг, Поплавский, был увлечен эстетической прелестью зла, то
Гингер с равным любопытством вглядывался и в зло, и в добро, открытый
проявлению всякого таланта, когда же в его хитроумно устроенный горизонт
попала странная лунатическая лирика Анны Присмановой, ее бинарные
композиции были им и поняты, и приняты, и оценены. А ведь являли собой
контрастную противоположность тому, что писал Гингер своею солнечной
мозаикой предчувствий, заполняющей по спирали готовую разорваться в любой
момент форму стиха. В стихотворении, посвященном Гинемеру28, "Я люблю на
меня непохожих!" - написал Гингер истинную правду о себе. Приходится в
очередной раз признать, что инь-ян - абсолютная формула; союз Гингера и
Присмановой - вполне подтверждение тому.

"Обликом походили они несколько на химер, но по своему духовному облику
существа были серафические, вечно ищущие"29, - Зинаида Шаховская, не
только не знавшая близко эту пару, но и порой путающая в своих
воспоминаниях их фамилии, лучше других однако сумела передать впечатление,
производимое Присмановой и Гингером. Есть еще более оригиный набросок,
сделанный с натуры Иваском: "Она двух измерений - фигура из Модильяни, он
же походил на старьевщика с Гомельской барахолки"30. При этом Присманова
(по всем воспоминаниям) - нервна и резка, а Гингер - общителен, открыт, по
воспоминаниям Бахраха, например, "... на Гингера было невозможно сердиться
и в этом была его скрытая сила. Его странности были более внешними, чем
внутренними и, собственно, были безобидными: то он наращивал какие-то
взъерошенные баки, то появлялся в одежде альпиниста..."31. Был он так же
ревностным солнцепоклонником - не в переносном смысле! Когда наступала
весна, он с утра исчезал из дому, отправлялся на какой-нибудь пустырь и
наперекор докторским наставлениям пролеживал под солнцем до захода.
Присманова же около полудня только начинала день, писала обычно ночью,
была "неметафорически" зависима от луны, что в ее стихах очень даже
заметно.
"Это была красочная, оригинальная чета, - вспоминал Померанцев, - хотя
нельзя сказать, чтобы красивая, скорее наоборот... Жили они душа в душу,
хотя всегда, когда я их видел, спорили. Не о пустяках, а о "высоких
материях": о стихах, о поэтах, о той или иной вышедшей книге. Гингер -
спокойно, Присманова - взвизгивая и порой возмущаясь, но спор всегда
оставался на какой-то "моральной" высоте: спорить спорили, но как
спокойствие, так и споры пронизывала внутренняя гармония"32. Кстати, они
всегда обращались друг к другу только на Вы: и на людях, и посвящая друг
другу стихи; в их отношениях было много трогательного, незаметного даже
наблюдательному современнику, например, Гингер, прекрасно освоивший новую
орфографию, взял на себя корректорский труд, подготовляя книги Присмановой.
Необычный облик сыграл однажды с четой злую шутку, навсегда разведя
Гингеров с Мережковскими, случай этот помянут у Терапиано. Очевидно,
Присманова и Гингер интересовались послеобеденными воскресными собраниями
на 11-бис по рю Колонель и однажды решили побывать на литературном
воскресенье. Пара вошла в "салон" как раз в тот момент, когда Дмитрий