"Анатолий Приставкин. Солдат и мальчик" - читать интересную книгу автора

швырнул Андрею. - Держи! Пригодится! - И почти вслед: - В штабе когда
будешь, закуришь, вот когда пакет передашь. Мол, мы тоже не лыком шиты, а
"Беломор" потягиваем!
- Ладно! - отмахнулся Андрей, но папиросы спрятал и при этом еще раз
пощупал, на месте ли и хорошо ли схоронен на груди пакет для штаба. Никогда
не держал он ценных бумаг в конверте, жестко шелестящем под рукой. Сдать по
форме, расписаться и получить отметку о сдаче. При этом помня, что при
оружии и, значит, такая штука, как сопровождение пакета, не мелочь, а факт
значительный. Может, от него зависит путь и направление всего эшелона?
С вещмешком и винтовкой Андрей стоял посреди путей, и сердце его громко
колотилось. Он постарался улыбнуться, но махнул рукой и пошел, будто вообще
ходил первый раз, до того неуклюжи, робки были его шаги.
Вот и деревянная платформа, и деревянный мост, а за мостом рыночная
площадь с одноэтажной, тоже деревянной кассой пригородного сообщения и еще.
всякими торговыми точками. Все это Андрей фиксировал мимолетно, как во сне,
а в голове его, как апрельский ветер, проносились легкие мысли: "Мой город!
Ведь мой город, который я помню весь до последней дырки в заборе и в то же
время отвык и забыл. Потому что казался он недосягаемым, и вдруг я
здесь..."Вроде бы Андрей Долгушин сам по себе, со своей скаткой и со своим
оружием, со старшим сержантом Потапенко, со своим поездом, со своим
фронтом... А город лежал за пределами этого, даже за пределами войны. Был
он, как в мирное время, в золотом солнце, веселый и праздничный, как из
нестареющей сказки детства. И не нашлось бы фантазии представить его другим.
Теперь это был другой город, как бы двойник того, который Андрей знал.
Он повторял внешними чертами свой довоенный облик, но категорически
отличался от самого себя, в чем именно, сразу понять Андрей не смог. Он
оглядывался, схватывая внешние перемены, внезапно озадачиваясь и теряясь.
Исчезли деревянные заборы, ограждения, даже скромный штакетник вдоль
тротуара, ромбовидный, крашенный всегда зеленым. Пропади деревца, их спилили
да дрова.. Зато вся полезная земля была перекопана под картошку. Грядки были
повсюду - посреди города, вдоль насыпи железной дороги, в бывших садиках и
скверах.
Невероятно разросся рынок: черная кровь города. Он занял прилегающие
улицы, даже ту пристанционную площадь, где сейчас стоял Андрей. Оттого,
может быть, несколько раз глянули на него искоса: чем он тут барышничает?
Потом подкатились прямо: "Что есть, солдат? Хлеб, тушенка? Сапоги? Нательное
белье? Сукно шинельное? Махорка?"Андрей повернулся и пошел в сторону,
противоположную рынку, срезая наискось площадь и выходя на просторную
Смирновскую улицу, которую он помнил и любил из-за магазина "Три поросенка".
Тогда, в довоенное время, украсили витрины, непривычно большие, стеклянные.
тремя поросятами, держащими на подносах вкусную снедь. А маленькие
ребятишки, тот же Андрей, всегда останавливаясь, глядели на поросят и,
показывая пальцем, кричали: "Три поросенка! Три поросенка!" Так магазин и
прозвали, люди говорили: "Вы где покупали колбасу? В "Трех
поросенках"?"Стеклянных витрин не оказалось, все глухо забито досками. Но
сам магазин работал, и Андрея с удивлением услышал, как пожилая женщина
произнесла: "В "Трех поросенках" крупу отоваривают". А тут же, за
перекрестком, штаб, куда, собственно, Андрей и направлялся Пробыл он тут
недолго. Сдал пакет и заторопился домой.
Со Смирновской Андрей повернул налево, мимо пожарной команды и большой