"Анатолий Приставкин. Солдат и мальчик" - читать интересную книгу автора

каменной школы, выстроенной почти перед войной, он прошел к кинотеатру,
возвышавшемуся в глубине двора и круглым фаадом напоминавшему некую
крепость.
Это был его, Андреев, кинотеатр, тут были просмотрены все прекрасные
фильмы детства, эти фильмы, спроси про них, он помнил наизусть. За
кинотеатром простирался также его, Андреев, городской парк, почему-то
называемый "глазовским". И прудик мелкий за садом, а дальше одноэтажные
панковские домики, и с левой стороны - двенадцатый по счету - родной дом
Андрея.
Ему стало вдруг душно от волнения. Он сел на камень, расстегнул
воротничок, сдавивший шею. Винтовку он поставил рядом, прислонив к камню, но
так, чтобы чувствовать ногой. Но все равно не мог успокоиться, сердце
колотилось как шальное.
Тетка Поля бы сказала: "Весенние штучки". Когда по весне начинается
сердцебиение, когда кружится голова, тетка любила повторять: "Весенние
штучки". После смерти матери Андрей воспитывался у тетки, отца он не помнил
знал только, что был его отец летчиком и разбился на самолете в тридцать
втором году. В доме у них висела фотография, где был снят отец, молодой еще
парень, в кожаной куртке, в шлеме с поднятыми летными очками.
Как из-под земли вынырнул патруль. Андрей вскочил, подхватив рукой
винтовку, другой в это время пытался застегнуть пуговицу на гимнастерке.
Из-за этого промедлил с приветствием. Лейтенант с солдатом быстро подошли и
потребовали документы. Лейтенант тщательно и, как показалось Андрею,
подозрительно изучал бумажку, в то время как солдат, рыжеволосый, конопатый,
с веселой острой мордочкой, спросил негромко:
- Табачком не отоваришь?
Андрей молча вытащил пачку "Беломора", так щедро отданную Гандзюком.
Рыжий уважительно, двумя пальцами, взял папироску, достал самодельную
зажигалку в виде снарядика и с первого же движения зажег пламя. Андрей
закуривать не стал, он и не курил в общем. Папиросы нужны были на случай
встречи с кем-нибудь из дружков, так, для шика.
Между тем лейтенант, сухонький, неопределенного возраста, похожий
скорей на бухгалтера, чем на военного, так и эдак вертел документ, глядя то
на него, то на Андрея. Вдруг спросил:
- Из эшелона, значит?
- Пряма из эшелона? Вот здорово-то! - следом повторил рыжий и сильно
задохнулся дымом.
Почему здорово, Андрей не понял, но кивнул.
- Кто посылал? - спросил лейтенант, и Андрею показалось, что он может
сейчас забрать документы и все на этом кончится.
- Комбат, - отвечал Андрей.
Действительно, с лейтенантом Сергеевым сходили в командирский вагон и
лейтенант просил у комбата за Андрея Долгушина, объясняя, что солдат из
этого города и рядом его дом, в то время как они простоят неизвестно
сколько. Комбат был человек в летах, с редкой сединой. Он постоянно
откашливался, закрываясь ладонью. Говорили, что он поморозил легкие в
белофинскую кампанию. Спросил хрипловато:
- А город ты знаешь?
Как же Андрею не знать своего города! Здесь родился, бегал по улицам,
ходил в кино и на пруд, здесь пошел учиться. Не в ту красивую большую