"Анатолий Приставкин. Тихая Балтия: Латышский дневник " - читать интересную книгу автора

на стол, на наших глазах. А в перерывах духовные проповеди и церковная
музыка. Никогда в жизни не ощущал так остро свою причастность ко всему, что
сейчас с нами со всеми происходит.
Не случайно именно в такой момент я решил для себя лично, в день 15
января, когда ждали нападения, ехать туда, к этим ребятам на телецентр, и
быть вместе с ними. Если надо, выступать, если надо, то и защищать студию.
Но это завтра.
А сейчас глубокая ночь, и мы все в тревожном ожидании, как раньше во
время войны. Правда, мы сидели не у телевизоров, а у репродукторов, скромных
черных тарелок, у нас такая висела в детдоме у директора. И бывало, нас
среди ночи будили и выстраивали в крошечном кабинете, чтобы мы слышали...
Однажды меня спросили, похоже ли на фронт то, что я теперь вижу. Я
отвечал: "Очень". Я помню это до мелочей, начало войны и нашу первую ребячью
радость: "Ура! Сейчас им нарком Ворошилов задаст перцу". Мы даже пели песню,
переиначивая модные тогда слова:

"Если завтра война, слепим пушки из говна,
И пойдем на фашистов войною..."

Ну, и далее, в том же духе.
А потом тревоги, налеты, бомбежки, страх перед голодом и все остальное
отрезвило даже нас, пацанов, так же, как рытье "щелей" во дворе, нечто вроде
окопов или землянок, где мы отсиживались во время тревог... В осеннем
холоде, по колено в воде...
Один из писателей на второй день после всех этих событий перестает с
нами здороваться. День, другой... Пока мы не попадаем в один лифт. Я
заглядываю ему в лицо: глаза какие-то стеклянные, остановившиеся, смотрит в
пространство и нас с женой в упор не замечает.
Мариша не выдерживает.
- Здравствуйте, - говорит. И сразу: - Как вы относитесь к событиям в
Вильнюсе?
- К чему? - переспросил и вдруг побледнел. В лифте кроме нас еще люди.
- Ну, к тому, что в Литве...
- В Литве? А что в Литве? Я ничего не слышал...
Тут мы въехали на первый этаж и он опрометью выскочил в распахнутую
дверь лифта.
- Вам тут письмо, - говорит дежурная, на этот раз это не Эльвира.
- Давайте мне, - просит жена и успевает схватить конверт.
Я прочту его не скоро.
"Приставкин! Не причисляйте себя к русским писателям, которым
свойственна культура и доброжелательность, что у Вас отсутствует напрочь.
Вы - подстрекатель и предатель русского народа и глупы, как мерен. Грубо,
вульгарно? Но точно. Инженеры, прожившие в Латвии 40 лет, и ваши бывшие
читатели единственной "тучки"..."
Обратного адреса нет, но написано: "копия" (кому?) и масса ошибок,
странных для инженеров, они не ведают даже, как пишется слово "мерин".
- Может, уехать? - спрашивает жена. - Они же не успокоятся...
- Нет, не хочу.
- Но так нельзя - жить и ждать, когда что-то произойдет. Ты хоть сказки
свои пишешь?