"Анатолий Приставкин. Долина смертной тени" - читать интересную книгу автора

которая пустила их ночью для съемок...
И уже после партийное начальство приказало разобрать стену, а девочку
уволить...
Сейчас об убийстве царя много пишут, но я намеренно рассказал так, как
слышал тогда. На тридцать лет с лишним ближе к самим событиям. Когда
поднялись мы наверх, архивариус спросил, мрачно ухмыльнувшись:
- Вы, кажись, партийный архив хотели посмотреть?
- Да нет, спасибо, - отвечал Добровольский, придумавший такой повод для
посещения. - В другой, знаете ли, раз...
- Приходите, приходите! - без всякой обиды произнес архивариус и
проводил нас до дверей. На прощание как бы невзначай упомянул, что стена, о
которой он упоминал и которую недавно разрушили, свалена во дворе...
Мы, конечно, сразу двинулись к куче битого кирпича и схватили каждый по
обломку на память. Я непроизвольно оглянулся и заметил, что архивариус
удовлетворенно наблюдает за нами через окошко.
А вскоре и дом снесли. И ни отметины, ни кирпичика не осталось. Стерли
с лица земли, как из истории вычеркнули.
Правда, архивариус упомянул, что список тех красноармейцев вроде бы
засекречен, но на сегодняшний день в обкоме партии города Свердловска лежит
двести пятьдесят или около того заявлений от граждан, которые якобы лично
расстреливали царскую семью. И все хотят за это что-нибудь получить...
У нас на Руси профессией палача не брезговали. Даже гордились, судя по
всему. Ну а количество ступенек я тогда от волнения не догадался
пересчитать.

За кремлевским забором

Ни Белый дом, ни здания бывшего партийного руководства на
Старой площади, ни кремлевские кабинеты - никакие для меня не святыни.
Они цитадель политиков, и делать там писателям нечего. Ни прежде, когда там
заседали большевики, ни нынче... А если я рискнул сюда пойти, то лишь с
одной сумасбродной идеей: помочь тем, которые в этом, ничем и никем не
защищенном мире, пожалуй, самые беззащитные, наподобие Александра Кравченко,
о деле которого я прежде знал только из газет.
В одном из биографических рассказов Горького работников, вкалывающих от
рассвета до заката в пекарне у булочника
Семенова, называют ласково: "арестантиками!"
В этом плане все мы немного "арестантики", ибо живем в стране, где
тюрьма чуть ли не форма существования. По статистике, которую у нас любят
приуменьшать, через тюрьмы в
России прошло что-то около пятнадцати - двадцати процентов населения.
Каждый пятый! И если у вас в семье пять человек, считайте, что один уже
сидел. Хотя попадаются в делах такие семейки, где сидели, или сидят, все
поголовно, и это явление тоже типично российское.
У Камю я нашел размышления по поводу отношений между интеллигенцией и
властью. "Писатель, - утверждает он, - сегодня не может становиться на
службу к тем, кто делает историю: он на службе у тех, кто ее
претерпевает..."
Ну, я бы перевел иначе: он на службе у тех, кто от нее страдает, то
есть жертва этой истории.