"Анатолий Приставкин. Вагончик мой дальний (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Я заметил, что когда Ван-Ваныч читает на своем языке стихи, немецкий
журчит, как ручеек. А у военных он лязгает, как затвор. А голоса между тем
приблизились, грохнули засовы, и в узкой щели просвета, на серо-голубом фоне
неба появились несколько фигур в темных мундирах.
Выставив перед собой автоматы, вглядываются в сумрачную глубину вагона,
рассматривают. Чей-то голос прорезает молчание: "Киндер?
Киндер?"
Тут теть-Дунь, она специально у дверей располагается, чтобы в случае
чего нас собой прикрыть, как закричит: "Фрицы!.. Фрицы!.. Сейчас стрельнут!"
А эти трое - мы так и не смогли против света лица их разглядеть, лишь
каски да автоматы - потоптались у входа, а потом один из них стал
карабкаться к нам, наверх, а двое продолжали целиться, переговариваясь между
собой. Из их непривчно быстрой речи я смог уловить только, что они
развеселились, завидев наших девочек. А тот, который вскарабкался, покрутил
головой, осмотрелся и, обернувшись к своим, закричал: "Живой товар прибыл,
черт возьми... Конфетки!"
Остальные у входа при этих словах захакали, загоготали, автоматы
закинули за спину и тоже полезли наверх: "Зер гут! Зер гут!" И пальцем на
самых старших. Теть-Дуню они как бы не замечали, лишь легонько ее
отодвинули, чтобы не застила глаза. А самые старшие девочки у нас - это Зоя,
ее сестра Шурочка и Мила. Их еще в ту пору, до немчуры, наши штабисты не
трогали. Как объявлял придурковатый
Петька: целина.
Но первый из фрицев не к девочкам, а к нам, пацанве, в левый, значит,
угол направился. Ткнул железным стволом Шабанова, мы его
Шабаном зовем, и тем же стволом, не прикасаясь руками, стал его вокруг
себя разворачивать. Чуть наклонясь, рассматривал его задницу и, потыкав в
нее автоматом, незлобно выругался и рукой махнул: "Швах!"
- Сволочь такая, - произнесла теть-Дуня негромко, однако все слышали.
Но, видать, и она напугалась. Пробормотала непонятное: -
Мужелюб, чего с него взять, с вражины... Педераста...
Понял или не понял тот фриц, скорей догадался. Повернулся резко и
гаркнул ей прямо в лицо сивушным духом:
- Рашен матка! Их виде шиссен! Будет стреляй!
Теть-Дуня от испуга откинулась назад и стукнулась о деревянную обшивку
затылком. Охнула, потирая голову, и села, а немец ей целит в голову: "Рашен
матка, швайген! Молчи! Молчи!"
Потом, с помощью того же автомата, жестом приказал нам всем подняться и
повернуться спиной. Достал электрический фонарик и, направляя свет на наши
спины, на задницы, прошел по ряду, повторяя одно: "Швах, швах!"
Тут не выдержал сидящий в углу Рыбаков. Его вражеские пришельцы сразу
не заметили. Мог бы и промолчать, не засвечиваться. А он вылез, да еще сразу
начал лопотать быстро по-ихнему. Я так его понял, что детей трогать нельзя,
они и так сироты, их и до вас обижали.
Фриц даже оторопел от родной речи. Острием автомата развернулся в
сторону говорившего, вглядываясь в темноту, спросил настороженно:
- Немец? Здесь? Как попал?
- Я не немец, - отвечал Рыбаков.
- Но ты говоришь по-немецки?
- Научился.