"Вадим Прокофьев. Дубровинский ("Жизнь замечательных людей") " - читать интересную книгу автораПеровской, Степняка-Кравчинского, Александра Ульянова, но подражать им - нет
уж, увольте. Теперь, почти двадцать лет спустя после гибели Исполнительного комитета "Народной воли", ошибки и заблуждения героев-одиночек стали особенно заметными. И их так беспощадно вскрыл Владимир Ульянов в своей замечательной книге "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов?". Забавно, конечно, что правительство все еще никак не очухается от шока, в который его вогнали народовольческие залпы. Оно даже готово марксистов поощрять - ведь они воюют с народниками. Дубровинский революционер-профессионал? Да, это было именно так, над этим задумался и умненький Зубатов. В ноле его зрения в конце 90-х годов почти еще не попадали революционеры-профессионалы. Они, конечно, были раньше. Но раньше это народники, народовольцы. Теперь революционерами-профессионалами становились рабочие. Эту же профессию стали избирать, забросив университеты и институты, и некоторые студенты. И даже люди, получившие дипломы, люди, перед которыми открывались, казалось бы, такие перспективы, вдруг прятали свои документы подальше в комод и вставали на опасную тропу революционной деятельности. Совсем недавно в ссылку отправился Леонид Радин - ученый-химик. Впрочем, Радин не в счет. Он пришел к социал-демократам из стана народников, уже будучи профессионалом-революционером. Ну, а тот же Вацлав Воровский? Вместо того чтобы учиться в университете, вел рабочие кружки, фактически руководил "Московским рабочим союзом". Зубатов лично допрашивал далеко не всех арестованных. Только вожаков, руководителей "Рабочего союза". Уже после ареста Воровского и его друзей. Но Зубатов об этом только догадывался. Зато Дубровинский был ярко выраженным революционером-профессионалом. Желание посмотреть на него, попробовать добиться от него признания, проверить именно на нем свой метод кнута и пряника было у Зубатова естественным. Видимо, это и привело Дубровинского в Гнездниковский переулок, в кабинет "начальника отделения по охранению общественной безопасности и порядка в городе Москве". Если протоколы сохраняют вопросы, которые задают арестованным, если они хранят и их ответы, то протоколы не фиксируют речей следователей. Конечно, можно было бы попытаться воспроизвести красноречие Сергея Васильевича Зубатова. Он любил говорить, любил "доверительно" побеседовать с подследственным, "раскрыть", "расколоть" его. Биографы Дубровинского А. Креер и В. Андреев каждый по-своему воспроизводили беседу Зубатова с Дубровинским. Но это их догадки. Во всяком случае, "красноречие" охранника не произвело на Иосифа Федоровича желаемого впечатления. Он не "раскрывался", не пожелал ничего рассказывать, ничего не подписал. И это так характерно для социал-демократа, революционера-профессионала. Молчание, отказ давать какие-либо показания потом стали правилом, которым руководствовались большевики. И правило это четко сформулировал Владимир Ильич в письме к Е. Д. Стасовой. Дубровинский не читал этого письма, оно было написано значительно |
|
|