"Петр Проскурин. Тайга (повесть)" - читать интересную книгу автора

такого нигде больше не испытаешь, только здесь, на Севере, подумал он.
Светлело с каждой минутой, деревья вокруг проступали в чистейшей
тишине, краем показался огромный и бледный диск солнца, и Рогачев, весь
напрягшись, ждал, пока колючий холодный сноп его лучей ударит в глаза,
зажмурившись, он отвернулся, в глазах расходились черные круги. Он
вернулся в избушку, позавтракал, затем, взяв маленький походный топорик,
пополнил запас дров, на снегу вокруг избушки появилось живое кружево
следов, и Рогачев, внезапно затосковав, все медлил и не решался отойти от
места своего короткого ночлега в белую, нетронутую даль, но идти было
нужно, и он, скользя по твердому насту, пересек речку, не торопясь
поднялся по распадку между двумя сопками, редко поросшему ельником и
березкой, и шел опять не останавливаясь до трех часов. Отмерив себе
остановку у сломанной старой березы, он в начале четвертого с размаху
остановился, так что снежная пыль веером поднялась над лыжней, сбросил
рюкзак и стал готовить место для ночлега. Он выбрал отвесную каменистую
скалу, расчистил у ее основания снег до самой земли, свалил две
сухостойны, разрубил их и, перетащив к скале, разжег огонь, еще нужно было
приготовить поесть, нарубить еловых лап для спанья, и Рогачев заторопился,
силы ему было не занимать, и он работал споро и с удовольствием. Хотя он и
устал, но его усталость была легкой, привычной как после обычного рабочего
дня, и, уже засыпая после всех хлопот и чувствуя у себя на лице приятную
теплоту от ровного огня, он подумал, что уже успел за эти два дня
соскучиться по живому человеческому голосу, нужно было бы взять с собой
собаку, но ведь ее нужно кормить, тут же сонно подумал он, окончательно
засыпая.
Слабое чувство тоски и подавленности от безмолвия осталось в нем и во
сне, и в следующие третий, четвертый и пятый дни усилилось, Рогачев иногда
даже останавливался и, освобождая уши от шапки, пытался уловить хотя бы
какой-нибудь звук.
В начале второй недели запас продуктов уменьшился вполовину, Рогачев
исходил район Медвежьих сопок вдоль и поперек и успел до самых глаз
зарасти черной, густой щетиной, пора уже было думать о возвращении, и он,
радуясь предстоящей встрече с Тасей, довольно посмеивался.
Пора, пора и домой, говорил он, кого это я удивлю своими подвигами,
разве что буфетчицу Зинку, тайная мысль, которую он гнал от самого себя, -
найти останки разбившегося самолета - казалась теперь смешной, посреди
всего этого огромного, бесконечного, равнодушного безмолвия.
Нет, надо же подумать, захотел найти какой-то паршивый самолетишко
среди этого страха, да тут тысячу лет будешь ползать, костей своих не
соберешь, не то что самолет.
И живность вся точно вымерла, хотя бы в насмешку баран какой завалящий
попался или олешек, да ведь все словно вымерло, точно чума какая прошла
или холера, один только раз и видел каменного соболя.
Рогачев открыл глаза после полуночи от холода, поправил костер и теперь
никак не мог заснуть, пялился в черное, с ледяными колкими звездами небо,
думал о жене, теперь она уже дома наверняка, зря ее, наверное, в область и
таскали, какая там болезнь, баба кровь с молоком, в ней каждая жилочка
играет, Рогачев засопел, заворочался, вспомнив жену, так, блажь какая-то,
что хочешь отыщут эти доктора, дайся только им в руки. Недаром он,
Рогачев, за семь верст их обходит. Но дело не в этом. Вот вернется Таська