"Валентин Проталин. Тезей (том 2)" - читать интересную книгу автора

- Мушки сначала застряли на границе Египта, затем взяли с фараона дань
и исчезли.
- Совсем?
- Кто знает, - ответил Геракл и, помолчав, добавил. - И волна огня шла
перед ними... Так написано в лидийских свидетельствах.
О Лидии гость рассказывал охотнее, чем об Омфале и себе. Поведал о
золоте, добываемом на реке Пактол, о том, что молотьбой в этой стране
занимаются женщины, что города ритуально очищаются, если в них стояли
войска...
- Наверное, так женщины, собственно, даже не город, а себя очищают под
руководством своей повелительницы, - сострил и Геракл.
- А как еще тебя называла твоя повелительница? - спросил Тезей, в
котором слегка начал бродить хмель..
- Когда в хорошем настроении? - уточнил гость.
- Когда в хорошем...
- Отпрыск моего солнца, - улыбнулся Геракл.
И все улыбнулись.
- А когда в плохом?
- Не скажу...
На улицах города знаменитый гость вел себя иначе, чем с Тезеем и его
людьми. Он непринужденно разговаривал посреди толпы, тут же собиравшейся при
появлении всеэллинского силача, играл словами и мускулами, непринужденно же
и помалкивал, если надоедало говорить. Он знал, афинянам достаточно было на
него смотреть, смеялся он или нет, охотно ли отвечал всякому или сторонился
прямого общения. В любом разе он представлял собою для них роскошное
зрелище. Его даже и побаивались с чувством удовольствия. Каждый готов был
принести хвалы герою, чуть ли не в очередь становились, слова подыскивали.
Сочиняли речитативы, читали сочиненное ритмично, нараспев. И через какое-то
время вдруг многие афиняне ощутили себя поэтами. Дар такой в себе
обнаружили. В виде распаляющего голову и сердце томления.
И это счастливо совпало со стремлением тезеевых аристократов просвещать
афинян. Были придуманы мелкие награды, раздавали их сочинителям восхвалений
Гераклу прямо на людях. Эффект был таков, что сочинение ритмически
выстроенных речей приняло повальный характер. Начав с Геракла, увлекшиеся
стали общаться подобным образом со знакомыми, затем взялись и за своих
близких, домашних, затем - соседей и далее, и далее... Круг расширялся.
Кто-то из самых находчивых придумал, чем его стягивать. Стал записывать то,
что напридумал. За ним - другой, третий. Кто конкретно были эти первые
писатели, никто и не запомнил, потому что записывать каждый свое принялись
чуть ли не все. Записывать придуманное, будто это долговое обязательство или
сообщение на другой берег моря. Откуда ни возьмись, объявились и
переписчики, кто за плату готов был аккуратными буквами занести на свитки
или таблички сочиненное другими. Наиболее увлекшиеся придумали оставлять
свои записи под печатью в храме. В свитках или на кипарисовых табличках,
словно речь шла о законах или священных преданиях. И естественно, куда
деться от новых веяний, священнослужители стали назначать плату за хранение
напридуманного смертными. Спор даже наметился. Куда более пристойно
складывать написанное - в храм Аполлона, Диониса или в государственное
святилище Афины.
Никто, правда, не кинулся разворачивать чужие свитки. Чего их