"Франсин Проуз. Голубой ангел (университетский роман) " - читать интересную книгу автора

Обсуждение рассказа Макиши проходит относительно спокойно - по
сравнению с тем, что навоображал себе Свенсон, лежа прошлой ночью без сна и
представляя, как Макиша обвиняет всех участников семинара в расизме. А на
самом деле ребята очень живо отреагировали на беззащитную искренность
Макиши, выдавшей потрясающее описание телефонной беседы - ее ведет
чернокожая студентка со своим бывшим возлюбленным, белым парнем, с которым
они вместе учились в школе и который по настоянию родителей порвал с ней за
день до выпускного бала. С первой фразы - "Голос этого недоноска я узнала
сразу, хоть и не слышала его уже полтора года" - рассказ, как и сама
Макиша, фонтанирует уличным жаргоном, да и во всех подробностях (героиня -
второкурсница, учится в университете где-то в Новой Англии) так похож на
автора, что, когда Джонелл Бривард говорит: "Оба героя как живые", ей
вторит хор голосов: "Точно! И я так подумал!", и все присутствующие, в том
числе Макиша, счастливы и довольны.
Ребята рассказывают, что именно им понравилось, и Свенсон не хочет
остужать их пыл, не хочет озадачивать их вопросами о том, как личный опыт
преображается в произведение искусства, не хочет указывать на несуразицы,
возникающие, когда в диалог вводится то, что должно писаться "от автора".
(В начале рассказа героиня говорит: "Ты, кретин, чего звонишь? Мы ж не
общались с тех пор, как полтора года назад ты накануне выпускного со мной
порвал".) Снисходительность Свенсона - это тоже расизм? Он боится быть с
Макишей честным?
За все занятие Анджела высказывается только один раз.
- Мне понравился тот момент, когда девушка с юношей кончают трепаться
и замолкают, и вдруг ни с того ни с сего парень говорит ей, что все эти
полтора года только о ней и думал.
После урока Макиша задерживается - хочет поговорить со Свенсоном.
Клэрис ждет ее в дверях. Анджела так и сидит за столом.
- Отлично получилось, Макиша, - говорит Свенсон. - Похоже, всем
понравилось. - Он улыбается, но больше ничего не добавляет, хотя видно, что
она ждала большего. Не будь здесь Клэрис и Анджелы, Свенсон наплел бы еще
чего-нибудь. Макише их присутствие тоже мешает, и теперь ей хочется
поскорее исчезнуть, пока она не уронила собственного достоинства, пока не
стала выуживать из Свенсона новых комплиментов.
- Спасибо вам, - говорит она и идет к Клэрис. С порога обе бросают на
Анджелу презрительные взгляды, взгляды тайных соперниц. Она смотрит им
вслед, оборачивается к Свенсону и говорит:
- Боже ты мой! Ой, простите. Что я такого сделала?
- Да это я чего-то не сделал. - Похоже, у Свенсона уже вошло в
привычку в нарушение всех педагогических правил вести с Анджелой
неформальные беседы, в том числе обсуждать ее соучеников.
- Я вас хотела поблагодарить, - говорит Анджела. - Вы мне оказали
огромную услугу.
- Какую это?
- Ну, солгали моим родителям.
- Солгал?
- Сказали им, что я могу писать.
- Вы действительно можете писать. Я сказал правду.
- Не надо так говорить. Я все выходные прорыдала - роман-то плохой.
- Каждый писатель через это проходит, - говорит Свенсон. Каждый, да