"Лев Прозоровский. Чужие ветры " - читать интересную книгу автора

счастливчик, как другие, но я все же капитан, черт возьми! А вот английский,
стенография, - это мне нравится, я не против этого... Только давай прежде
потолкуем с Акселем!
Аксель был другом семьи Эриксонов. Летом 1940 года Якоб-Иоганн подобрал
его на борт своего судна в Ирбенском проливе, недалеко от берегов Латвии.
Небольшая рыбацкая лодка с нефтяным, мотором, заметив "Агнессу", пошла ей
наперерез. Сидевший в лодке огненно-рыжий крупный мужчина, сорвав с головы
шляпу, отчаянно размахивал ею, стараясь привлечь внимание. Погода была
штилевая. Вахтенный помощник спросил в мегафон, чего хочет господин, едущий
в лодке, и в ответ услышал просьбу взять на судно. Помощник засмеялся и
отошел от борта. Тогда странный пассажир, круто развернув моторку на
обратный курс, закрепил руль намертво и, как был, в одежде, прыгнул в воду.
Моторка быстро удалялась. Вахтенный побежал к Эриксону. "Агнессу"
остановили, бросили плывущему конец, и рыжий, с ловкостью, удивительной для
его крупного тела, поднялся на палубу. Он вытянулся перед капитаном,
пузатый, круглоголовый дядя лет около сорока.
- Прошу убежища у нейтральной державы, - сказал беглец по-шведски с
ужасным акцентом. - В Латвии - большевистский переворот!
Эриксон с легким недоумением пожал плечами. Из газет он уже знал
кое-что о событиях в Прибалтике. Но в Швеции известие о так называемом
"большевистском перевороте" вызвало волну радости среди довольно
многочисленной колонии литовских, эстонских и латышских эмигрантов. Многие
возвращались на родину. А этот вдруг решил бежать... Ну что ж... Вольному
воля, спасенному рай... Власти разберутся.
В Стокгольме Эриксон сдал беглеца портовой полиции и забыл о нем. Но
тот через несколько дней сам напомнил о себе. Разыскал дом капитана, пришел
к нему в гости. С той поры и возникла эта странная дружба между беглецом из
Латвии и шведским капитаном, у которого с Латвией были связаны самые дорогие
воспоминания молодых лет.
Аксель быстро приобрел в Стокгольме влиятельных друзей, устроился
куда-то комиссионером, потолстел, подобрел, редко вспоминал о Латвии. К
Эриксонам привязался искренне, приносил Агате подарки, помогал по дому,
вплоть до того, что однажды привез даже тонну антрацита для зимы. В дни
отлучек капитана приходил наведываться: может быть, девочка в чем-нибудь
нуждается?
Аксель был почти одних лет с Эриксоном. Вероятно, и это обстоятельство
как-то связало их. Агату называл дочкой, - и это было трогательно...
За годы второй мировой войны Аксель разбогател. И на чем?! На лезвиях
для безопасной бритвы!
- Солдатам обеих сторон надо было бриться одинаково часто, - добродушно
улыбаясь, однажды признался этот коммерсант. - Фирма, которую я представлял,
продавала бритвенные лезвия и тем, и другим... Двойной барыш!
- Ох, ну и шутник! - рассмеялся капитан Эриксон. - Так я и поверил, что
ты торговал только лезвиями!
- Ну и что тут плохого, папа? - заметила Агата. - Разве плохо, если
дядя Аксель кроме лезвий продавал, допустим, и шведский трикотаж?
- Что, дочка? - вытаращив глаза, сказал Аксель. - Ты говоришь,
трикотаж? Ха-ха-ха! Попала в самую точку! Провалиться мне на этом месте,
если это не был трикотаж!
Акселя нельзя было назвать неприятным. Это был полный мужчина с широким