"Болеслав Прус. Грехи детства" - читать интересную книгу автора

откуда у меня явилась мысль: "Вот так, наверно, чувствовал себя Адам в раю.
Господи! Господи! Почему не я был Адамом? Поныне на проклятом дереве росли
бы яблоки, ибо я поленился бы даже руку протянуть, чтобы сорвать их..."
Я растянулся на упругом кустарнике, как уж на солнцепеке, и ощущал
неописуемое блаженство - главным образом оттого, что мог ни о чем не думать.
Время от времени я поворачивался навзничь, и тогда голова моя приходилась
ниже всего тела. Колеблемые ветром листья ласково касались моего лица, а я
смотрел в огромное небо и с неизъяснимым наслаждением воображал, что меня
нет. Лёня, Зося, парк, обед, наконец школа и инспектор казались мне сном,
как будто все это когда-то было, но давно-давно, может быть, сто лет тому
назад, а может быть, тысячу. Покойный Юзик в небесах, вероятно, все время
испытывает это чувство. Какой счастливец!..
Наконец мне уже расхотелось ежевики. Я ощущал легкое покачивание
кустарника, на котором лежал, видел каждое облачко, скользившее по лазури,
слышал шелест каждого листика, но не думал ни о чем.
Вдруг словно что-то ударило меня. Я вскочил, не понимая, что
происходит. Вокруг было тихо по-прежнему, но в ту же минуту я услышал плач и
крик Лёни:
- Зося!.. Панна Клементина!.. Помогите!
Есть что-то страшное в крике ребенка: "Помогите!" В голове у меня
пронеслось: "Змея!" Колючие кусты цеплялись за одежду, опутывали ноги,
рвали, толкали - нет!.. они боролись со мной, как живое чудовище, а тем
временем Лёня кричала: "Помогите!.. Боже мой, боже!.." - и я понимал одно,
но это было для меня ясно, как солнце: я должен ей помочь или сам погибнуть.
Измученный, исцарапанный, а главное - потрясенный, я наконец продрался
к тому месту, откуда слышался плач Лёни.
Она сидела под кустом, дрожа и ломая руки.
- Лёня!.. Что с тобой? - вскрикнул я, впервые назвав ее по имени.
- Оса!.. Оса!..
- Оса?.. - повторил я, бросаясь к ней. - Ужалила тебя?..
- Еще нет, но...
- Так что же?
- Она ходит по мне...
- Где?..
Из глаз ее лились слезы. Она очень сконфузилась, но страх превозмог
смущение.
- Залезла мне в чулочек... Боже мой, боже... Зося!..
Я опустился перед ней наземь, но еще не осмеливался искать осу.
- Так вынь ее, - сказал я.
- Да я же боюсь. Ах, боже!..
Бедняжка дрожала, как в лихорадке. Тогда я проявил верх мужества.
- Где она?
- Теперь ползет по коленке...
- Нет ее ни там, ни тут.
- Она уже выше... Ах! Зося, Зося!
- Но ее нет и здесь...
Лёня закрыла лицо руками.
- Наверно, где-нибудь в платье... - едва выговорила она, плача навзрыд.
- Поймал! - вскричал я. - Это муха.
- Где?.. Муха? - спросила Лёня. - И правда, муха! Ох, какая большая...