"Болеслав Прус. Эхо музыки" - читать интересную книгу автора

Через два-три месяца после того, как это вошло у него в привычку, он,
уходя из одного дома, услышал в передней, как его ученица сказала матери:
- Знаешь, мама, мне кажется, от него как будто пахнет... водкой...
У пана Адама потемнело в глазах, он чувствовал, что не в силах выйти из
передней. Вышел все-таки, но больше не ходил сюда. Еще одним уроком меньше!
Несколько дней он пытался не пить ни капли. Но впал в такое уныние, так
раздражался на уроках, что, боясь лишиться последнего заработка и обречь
семью на нищету, поневоле стал опять выпивать свою порцию - три рюмки в
день. Однако он стал замечать, что теперь они уже не успокаивают его нервы
так, как прежде.
Наконец, после десяти лет страданий, умерла его жена. Когда на кладбище
ксендз прочитал последние молитвы и гроб опустили в могилу, обезумевший от
горя музыкант хотел броситься туда вслед за ним. Не мог он примириться с
мыслью, что теряет последнего и такого верного друга. Его силой усадили на
извозчика и вместе с дочкой отвезли домой.
Теперь он не только осиротел, но и окончательно обнищал. Он влез в
долги, а уроков оставалось очень мало и все грошовые. Чтобы подбодриться,
приходилось выпивать уже по шести или семи рюмок водки в день. Через месяц
после похорон он распродал большую часть имущества, оставив себе только
фортепьяно и ноты, и поселился с девятилетней дочкой в мансарде деревянного
дома где-то за Вислой.
С этих пор его совсем потеряли из виду те, кто знавал его в дни
недолгой славы. На эстрадах блистали все новые и новые триумфаторы, а он,
захлестнутый волнами забвения, все ниже опускался в пучину людского моря, на
то дно, о котором можно сказать словами Орфея:

Я вернулся из преисподней,
Где витают грешные духи,
Не могу забыть и сегодня
Осужденных на вечные муки.

Позабыл я на адском пороге,
Что живут еще светлые боги,
Я оставил за страшной оградой
И мою любовь и надежду,
Лишь отчаянье вынес из ада.{96}


* * *

Ночь. Узкий серп луны, заблудившийся между крышами, кажется, задремал,
и земля заботливо приглушает городской шум. Послушно смолкают фабрики одна
за другой, запираются лавки, спадает бурлящая волна уличного движения.
Иногда только смелее протарахтят пустые извозчичьи дрожки или тяжело
загрохочет нагруженный воз. Но тогда камни тротуаров гневно шепчут: "Тише вы
там!" Тише!" И дрожки тотчас замедляют ход, воз сворачивает к складу, а
прохожие бегут домой - зажигать в окнах свет, чтобы сонный месяц не
расшибся, отправляясь на покой.
А те, кому идти далеко, укрываются до захода луны в пивных и
ресторанах, где толстые стены не пропускают звуков. Тут и токарь с женой и