"Марсель Пруст. Обретенное время" - читать интересную книгу автора

можно ходатайствовать к генералу де Сен-Жозефу, с горечью ответила: "Что вы,
это ни к чему не приведет, ничего с этим старым добряком не сделать, в
том-то и беда, что он - патриотичен..." - и, коль скоро речь зашла о войне,
сколько бы та ей боли не причиняла, сочла, что не должно бросать "бедных
русских", раз уж мы "осоюзились". Дворецкий был убежден, что война продлится
не больше десяти дней и закончится безоговорочной победой Франции, и не
осмеливался, чтобы его не опровергли события, - да у него на то и не хватило
бы воображения, - предсказывать войну долгую, с неясным исходом. Но из этой
безоговорочной и немедленной победы он старался, по крайней мере, извлечь
все, что могло принести страдания Франсуазе. "Все эти беды оттого, что много
развелось таких, которым не хочется в солдаты, этих шестнадцатилетних
нытиков". Когда дворецкий говорил что-нибудь, что могло бы ее неприятно
"задеть", он называл это "пульнуть косточку, поставить закорючку, загнуть
словцо". - "Шестнадцатилетних, Матерь Божья! - восклицала Франсуаза и
добавляла, несколько недоверчиво: - Говорят ведь однако, что берут только
после двадцати, а пока они дети". - "Естественно, у газет приказ такого не
писать. Да!.. Из всей этой молодежи, которая пойдет на передовые, немногие
вернутся. С одной стороны, хорошее кровопускание пойдет на пользу, это
полезно время от времени и очень развивает торговлю. Да, к чертям собачьим,
бывают парни слишком нежные, нерешительные, их сразу постреляют, двенадцать
пуль под шкуру: бац! С одной стороны, это необходимо. Ну, а офицеры, им-то
что, они получат свои песеты, а им того и надо". Франсуаза так бледнела от
этих разговоров, что мы боялись, как бы дворецкий не довел ее до инфаркта и
она не умерла.
Впрочем, она укоренилась в своих пороках. Однажды ко мне в гости пришла
девушка, и едва я вышел зачем-то из комнаты, как эту престарелую служанку, с
больными ее ногами, я увидел наверху стремянки, в гардеробе, - она была
занята, как сказала, поисками каких-то моих пальто, чтобы посмотреть, не
съела ли их моль; на деле она подслушивала. Она по-прежнему расспрашивала
меня, несмотря на мою критику, прибегая ко всяким околичностям, например,
оборотцу "потому что конечно". Не осмеливаясь спросить меня: "Есть ли у этой
дамы свой дворец?" - она говорила, робко подняв глаза, словно добрая
дворняга: "Потому что конечно мадам проживает в особняках..." - избегая
прямого вопроса не столь из учтивости, сколь из желания скрыть свое
любопытство. Затем, поскольку любимые слуги, - в особенности, если теперь
они практически не оказывают нам услуг и не выказывают почтения, приличного
своему сословию, - остаются, увы, слугами, и еще решительнее подчеркивают
границы своей касты (которые мы хотели бы стереть) по мере того как
склоняются к точке зрения, что перешли в нашу, Франсуаза частенько обращала
ко мне ("чтобы меня поддеть", - как сказал бы дворецкий) странные речи,
которые никто кроме нее не произнес бы: со скрытой, но глубокой радостью,
будто то было серьезной болезнью, будто у меня был жар, так что пот (а я
этого не заметил) проступал на лице, она говорила: "Ну, вы вспотели!" -
словно причиной был странный феномен; она улыбалась с легким презрением,
будто речь шла о чем-то неприличном ("вы уходите, но вы забыли повязать
галстук"), - голосом, однако, встревоженным, каким и расспрашивают о
состоянии здоровья. Можно подумать, что на свете лишь я был в поту. К тому
же, она забыла свою прекрасную речь. Преклоняясь перед бесконечно
уступавшими ей существами, она переняла их гнусные выражения. Ее дочь,
жалуясь на нее, как-то сказала (я не знаю, от кого она этого набралась):