"Марсель Пруст. Обретенное время" - читать интересную книгу автора

"Ты вспоминаешь о наших донсьерских беседах. Какое это было прекрасное
время. Какая пропасть нас от него отделяет. Вернутся ли когда-нибудь эти
дни,
Суждено ль им встать из бездн, запретных нам,
Как восходят солнца, скрывшись на ночь в струи,
Ликом освеженным вновь светить морям?[62]
Но вспомним не только теплоту наших бесед, - сказал я ему. - Я пытался
проверить их на истинность. Эта война перевернула все, и особенно, как ты
уже указывал, само представление о войне; но опровергла ли она то, что ты
говорил о наполеоновском, например, типе баталий, который, по твоим словам,
будет наблюдаться и в войнах будущего?" - "Ни в коей мере! - ответил он, -
наполеоновские сражения постоянно повторяются, и тем более в эту войну, в
которой Гинденбург[63] - живое воплощение наполеоновского духа. Быстрые
перемещения войск, уловки - например, когда он обрушивает удар соединенными
силами на одного из своих противников, оставив только незначительное
прикрытие перед другим (как Наполеон в 1814-м), либо глубоко продвигает
диверсию, вынуждая противника удерживать силы на второстепенном фронте
(такова уловка Гинденбурга у Варшавы, которая обманула русских - они
перевели туда свои силы целиком и были разбиты на Мазурском Поозерье), его
отходные маневры, которые напоминают Аустерлиц, Арколь, Экмюль[64], - все
это он унаследовал от Наполеона, и перечислять здесь можно до бесконечности.
Я добавлю только, что если ты в мое отсутствие попытаешься истолковывать
события этой войны, не слишком полагайся на частную манеру Гинденбурга; в
ней ты не найдешь ключа к его действиям, ключа к тому, что он готов сделать.
Генерал похож на писателя, сочиняющего пьесу, книгу, сюжет которой,
неожиданным прорывом в одном месте, тупиком в другом, вынуждает его
полностью отклонить первоначальный план. Так как диверсия должна проводиться
только в таком пункте, который представляет самостоятельное значение,
представь, что диверсия удалась вопреки всем ожиданиям, тогда как главная
операция захлебнулась, - в этом случае диверсия становится операцией
первостепенной важности. Я полагаю, что Гинденбург, как в свое время
Наполеон, попытается разделить двух противников - англичан и нас".
Я спросил Сен-Лу[65], подтвердила ли эта война то, что говорилось во
времена наших донсьерских бесед о сражениях прошлого. Я напомнил ему
разговоры, самим им уже забытые, - например, о том, что в будущем генералы
повторят ход развития баталий прошлого. "Военные хитрости, - сказал я ему, -
практически невозможны в операциях, подготовленных загодя с применением
артиллерии. И то, что ты мне сейчас говорил об авиационной разведке, а этого
ты, очевидно, не мог предвидеть, препятствует использованию наполеоновской
тактики". - "Как ты ошибаешься! - воскликнул он, - эта война, конечно,
отличается от других и сама по себе состоит из цепи последовательных войн,
каждая из которых в чем-то отлична от предшествующих. Мы усваиваем новый
вражеский прием, чтобы себя от него обезопасить, а противник снова берется
за новации. Но так же обстоит дело и во всех искусствах, и то, что было
создано прекрасным, останется прекрасным навечно, и, как и в любой другой
области человеческой деятельности, приемы, проверенные опытом, всегда будут
пользоваться успехом. Не далее как вчера была напечатана статья одного из
самых толковых военных обозревателей Франции: "Чтобы освободить восточную
Пруссию, немцы начали операцию мощной отвлекающей атакой далеко на юге,
около Варшавы, пожертвовав десятью тысячами солдат для обмана противника.