"Марсель Пруст. Обретенное время" - читать интересную книгу автора

родственники охотно принимают старых антиклерикальных коммунаров, - быть
может, представленных их любимой газетой антидрейфусарами, - и поносят
благородного генерала: католика, но ревизиониста. И так же меня шокирует,
когда я узнаю, какое отвращение питают французы к императору Францу-Иосифу.
Как они раньше его боготворили! И небезосновательно - мне ли об этом не
знать! я хорошо с ним знаком, а он всегда рад принять меня по-родственному.
О! я не писал ему уже всю войну, - воскликнул он с таким видом, будто смело
сознается в ошибке, за которую (и он это прекрасно знал) никто бы его
укорять не стал. - Хотя нет, в первый год, и только раз. Что поделаешь, я
по-прежнему его уважаю, но на фронте много моих молодых родственников, они
несомненно сочли бы, что постыдно поддерживать переписку с главой воюющей
против нас нации. Что поделаешь! упрекай меня, кто хочет, - воскликнул он,
будто отважно отвергая мои упреки, - но я не хочу, чтобы в настоящий момент
в Вену пришло письмо, подписанное именем де Шарлю. Если б я и решился
пожурить старого императора, то только за одно, что монарх его ранга, глава
одного из самых старых и именитых европейских домов, позволил себя провести
этому дворянчишке, - хотя и довольно смышленому, но в сущности обыкновенному
выскочке Вильгельму Гогенцоллерну. Подобные странности меня немало шокируют
в этой войне". Но поскольку, стоило ему вернуться к аристократической точке
зрения, преобладавшей у него, по сути, над любой другой, г-н де Шарлю впадал
в крайнее ребячество, тем же тоном, каким он говорил бы о Марне или Вердене,
он заявил, что будущим историкам этой войны не следует упускать из виду
кое-что чрезвычайно любопытное и важное. "Так, в частности, - сказал он, -
по всеобщему невежеству никто так и не удосужился заметить примечательного
факта: несмотря ни на что великий магистр Мальтийского ордена, а он чистый
бош, по-прежнему пребывает в Риме, где, как Великий магистр, он пользуется
привилегией экстратерриториальности. Это любопытно!" - воскликнул он, словно
говоря: "Видите, встретившись со мной, вы не потеряли вечер даром". Я
поблагодарил его, и на лице его проступила скромность человека, не
требующего оплаты. "Так что это я вам говорил? Ах да, что с подачи газет
французы теперь ненавидят Франца-Иосифа. По поводу Константина Греческого и
царя Болгарии[90] публика колеблется между отвращением и симпатией, потому
что поочередно пишут то о том, что они на стороне Антанты, то о том, что они
на стороне "центральных империй", как сказал бы Бришо. И Бришо постоянно
повторяет нам, что "час Венизелоса[91] вот-вот пробьет". Я не сомневаюсь,
что г-н Венизелос - это замечательный политик, но кто знает, совпадают ли
желания греков с желаниями г-на Венизелоса? Он хотел бы, твердят нам, чтобы
Греция сдержала свои обязательства по отношению к Сербии. Еще следовало бы
узнать, каковы были ее обязательства, и были ли они более строгими, чем те,
которые Италия и Румыния сочли возможным нарушить. Нас заботит, каким
образом Греция соблюдает свои договоры и свою конституцию, хотя это,
несомненно, не привлекло бы нашего внимания, если б не было в наших
интересах. Не будь войны, разве заметили бы государства-"гаранты" роспуск
Палат[92]? Мне становится ясно, что греческого короля лишают опор, чтобы
выставить его вон или взять под арест - когда армия уже не придет ему на
помощь. Я говорил вам, что публика судит о короле Греции и короле Болгарии
только по газетам. Да и что им остается, если они с ними незнакомы? Но я с
ними многократно встречался, я хорошо знал Константина Греческого еще
диадохом[93] - он был просто прелесть. Я всегда думал, что император Николай
питал к нему сильное чувство. В благом смысле, разумеется. Принцесса