"Марсель Пруст. Обретенное время" - читать интересную книгу автора

барон хватал через край, греша избытком контакта и взглядов. "Разве в этом -
не весь восток Декана, Фромантена, Энгра, Делакруа? - вопрошал он,
остолбенев. - Знаете, если я и интересовался вещами и людьми, то только как
художник, как философ. Впрочем, я слишком стар. Но какое несчастье, что -
чтобы придать картине завершенность - один из нас не одалиска!"[119]
Когда я распрощался с бароном, мое воображение преследовал не Восток
Декана, даже не Восток Делакруа, - это был древний Восток Тысячи и одной
ночи, так мною некогда любимой книги, и, погружаясь мало-помалу в сеть
темных улиц, я размышлял о халифе Гарун Аль-Рашиде, ищущем приключений в
глухих кварталах Багдада. Но от жары и ходьбы мне сильно хотелось пить, а
все бары уже давно закрылись, и встретившиеся мне редкие такси, ведомые
левантинцами или неграми, из-за нехватки горючего даже не утруждали себя
ответом на мои призывы. Единственным местом, где я мог бы попить и набраться
сил для возвращения домой, был какой-нибудь отель. Но с тех пор, как гота
бомбили Париж, на довольно удаленной от центра улочке, куда я забрел,
закрылось все. Закрылись магазины, ибо лавочники разъехались (за недостатком
служащих или от испуга) по деревням, оставив по себе объявления, написанные,
как правило, от руки, где сообщалось, что открытие ожидается не скоро, и,
впрочем, само по себе еще под вопросом. На дверях других заведений тем же
манером извещалось, что они открыты два раза в неделю. Чувствовалось, что
нужда, запущенность и страх поселились в этих кварталах. Тем сильнее было
мое удивление, когда в длинной череде заброшенных домов нашелся такой, где,
казалось, довольство и богатство одолели запустение и нищету. Свет за
закрытыми ставнями, затененный согласно предписаниям полиции,
свидетельствовал, однако, что об экономии здесь не заботятся. И ежесекундно
хлопала дверь, кто-нибудь выходил, входил новый посетитель. Наверное,
местные коммерсанты исходили черной завистью - владельцы этого отеля
выручали деньги не малые; и я ощутил жгучий интерес, когда заметил, что
метрах в пятнадцати от меня, то есть слишком далеко, чтобы я смог разглядеть
его в кромешной тьме, мелькнул вышедший оттуда офицер.
Что-то, однако, меня удивило, - причем не лицо его, которого я не
разглядел, и не форма, скрытая широким плащом, - скорее, пугающая
диспропорция между общим числом различных точек траектории, по которой
двигалось его тело, и секундами, на протяжении которых оно их миновало; это
походило на попытку бегства из окружения. Так что я подумал, хотя я не узнал
его наверняка, не об осанке, не о стройности, не о походке, не о быстроте
Сен-Лу, но о своего рода повсеместности, так сильно отличавшей его от
других. Военный, способный занимать за короткий отрезок времени многие точки
в пространстве, не заметив меня исчез в поперечной улице, а я остался,
спрашивая себя, надо ли мне заходить в этот отель, скромный фасад которого
вызвал у меня сомнения, был ли этим человеком Сен-Лу.
Мне невольно пришло на память, что не так давно без каких-либо веских
оснований Сен-Лу обвинили в шпионаже, потому что его имя фигурировало в
перехваченном письме немецкого офицера. Впрочем, справедливость была
восстановлена военными властями. Но против воли я сопоставлял это
воспоминание с тем, что увидел. Может быть, в этом отеле встречались шпионы?
Офицер уже исчез, в отель входили рядовые разных армий, и это только усилило
мои подозрения. К тому же, я испытывал сильную жажду. Вероятно, здесь можно
было утолить и ее и, несмотря на связанное с ним волнение, мое любопытство.
Итак, не только пробужденный этой встречей интерес подтолкнул меня к