"Марсель Пруст. Обретенное время" - читать интересную книгу автора

маленькой лестнице в две-три ступени, ведущей к распахнутой, из-за жары,
наверное, двери в своего рода вестибюль. Я сразу понял, что ничего не узнаю,
потому что, стоя в тени на лестнице, я несколько раз услышал, как спрашивали
комнату, однако ответ был неизменен: все заняты. Очевидно, комнаты в
шпионском гнезде могли получить только свои, и простому моряку,
объявившемуся чуть позже, поспешили выдать ключи от номера 28.
Незамеченный в темноте, я разглядел нескольких солдат и двух рабочих,
преспокойно болтавших в душной комнатке, вульгарно украшенной женскими
фотографиями из журналов и иллюстрированных обозрений. Они тихо болтали,
причем в патриотическом духе: "Что поделаешь, все там будем", - сказал один.
"Не, я-то уверен, что меня не убьют", - ответил другой на не расслышанное
мною пожелание; ему, как мне показалось, завтра пора было на передовую. "Ну,
я так думаю, в двадцать два и только полгода постреляв, это чересчур", -
воскликнул он, и в его голосе еще сильнее, чем желание долгой жизни,
сквозила убежденность, что он рассуждает здраво, словно бы оттого, что ему
исполнилось только двадцать два, у него больше шансов выжить, что умереть в
таком возрасте просто невозможно. "А Париж - это неслабо; не скажешь, что
здесь война, - сказал другой. - Ну что, Жюло, ты все так же насчет
пороха?" - "Само собой, я так хочу туда попасть и накостылять всем этим
гнусным бошам". - "Да ну, Жоффру только бы по женам министров и таскаться,
ничего он больше не делает". - "Достали уже трепаться, - сказал авиатор,
который был немного старше своих собеседников, обернувшись к рабочему,
автору этой реплики, и добавил: - Я бы вам советовал не трещать так на
первой линии, пуалю вас быстро отделают". Банальность этих разговоров не
побуждала меня слушать их и дальше, я думал уже то ли уйти, то ли войти
внутрь, и вдруг услышал слова, заставившие меня содрогнуться, и от моего
равнодушия не осталось и следа: "Вот дела, патрон-то не вернулся; черт, поди
пойми, где он сейчас возьмет цепи-то". - "Да ведь того привязали уже". - "Да
привязать-то привязали, да привяжи меня так, я бы мигом развязался". - "Но
замок-то закрыт". - "Закрыть-то закрыт, так накрайняк и откроется. Плохо,
что цепочки не очень длинные. Что ты мне объясняешь, я вчера его всю ночь
лупил, у меня все руки были в кровище". - "Ты его сегодня?" - "Не, не я.
Морис. Но я завтра, патрон обещал". - Теперь я понял, зачем понадобились
крепкие руки моряка. Сюда не пускали мирных буржуа не только потому, что в
этом отеле угнездились шпионы. Здесь совершится чудовищное преступление,
если никто вовремя не предотвратит его и не арестует виновных. Во всем этом,
однако, в тихой и грозной ночи, было что-то от сновидения, что-то от сказки,
и, исполненный гордости поборника справедливости и сладострастия поэта, я
решительно вошел внутрь.
Я слегка тронул шляпу; присутствующие, не особо обеспокоившись, более
или менее вежливо ответили на мое приветствие. "Не скажете ли, к кому мне
обратиться. Мне нужна комната и чтобы принесли воды". - "Подождите минутку,
патрон вышел". - "Но ведь шеф наверху", - заметил один из собеседников. -
"Ты же знаешь, его тревожить нельзя". - "Вы думаете, мне дадут комнату?" -
"Да, конечно". - "43-й, должно быть, свободен", - сказал молодой человек,
уверенный, что его не убьют, потому что ему двадцать два года. И он слегка
подвинулся на диване, освобождая мне место. "Открыли бы что ли окно,
дымища-то здесь!" - сказал авиатор; и действительно, каждый курил трубку или
сигарету. "Да, но закройте тогда ставни, знаете же, что нельзя светить из-за
цеппелинов". - "Не будет больше цеппелинов. В газетах написали, что они все